Казак Дикун

Батыр — Гирей, Ахмет Калабатов, их уздени в сопровождении Головатого и его казачьего эскорта приблизились к реке, где к их переправе уже были подготовлены большие весельные лодки. Судья широким жестом пригласил гостей усаживаться в плавсредства, а затем дал команду своим сопровождающим:

— В лодки и — на тот берег.

Вскоре речная флотилия казаков с их почетными соседями причалила к бжедугскому берегу, а потом вся представительная группа прибывших двинулась к месту церемониальной встречи. На всем пути ее сопровождала музыка из серебряных и медных зурн, сопелок и трещоток.

Впереди в такт мелодиям выделывали грациозные плясовые движения три стройных молодых джигита. На лицах черкесских узденей и простолюдинов прочитывались добрые чувства к черноморцам. Среди бжедутской и хату- кайской знати выделялись князья Аслан — Гирей, Айтек и Баток Гаджиевы, мурза Давлет — Гирей, дворяне Заромк, Догуз Шеретлок и другие. По обычаю предков, они встретили Батыр — Гирея и высокого черноморского гостя поясным поклоном и прижатием правой руки к груди в области сердца. За их приветствием последовала речь Батыр- Гирея, а затем и слово Головатого. Развернув перед собой гербовый лист бумаги, войсковой судья приступил к зачтению текста документа и разъяснению его основных положений.

— Резолюция матушки — царицы и светлейшего князя Платона Зубова, — громко комментировал он, — состоит в том, что они готовы оказать все возможные милости хатукайскому и бжедугскому народам и их дворянству, если они будут дружественно, по — добрососедски относиться к черноморским казакам и всему русскому государству, не делать никаких набегов, удерживать от этого другие черкесские племена, сохранять на границе спокойствие и тишину.

Переводчик старательно воспроизводил смысл сказанного на черкесском языке. Содержание речи Головатого встретило единодушное одобрение. Когда он закончил говорить, краткое слово произнес Батыр — Гирей:

— Спасибо русской царице и князю, — заявил он, — за их понимание наших нужд. За прием, который мне был оказан в Санкт — Петербурге. Хатукайцы и бжедухи полны стремления жить с россиянами в постоянном мире и дружбе.

А потом, чуть понизив голос, добавил:

— Но за всех черкесов, к несчастью, мы поручиться не можем.

С противоположного берега Кубани хорошо просматривался весь церемониал встречи, но произносимых речей, конечно, екатеринодарцы расслышать не могли, доносились лишь отдельные обрывки фраз. Находясь рядом с одним из знакомых казаков, Федор Дикун заметил:

— На слух не воспринимается, а на глаз — все понятно.

В закубанской пойме еще долго продолжались музыка, танцы и джигитовка в честь гостей, даже застолье состоялось с запитием магарыча, в ходе которого князья и

мурзы обещали пресекать действия разбойных шаек и прежде всего враждебно настроенных абадзинцев, чей князь Юсуп плел бесконечные интриги против черноморцев, засылал шпионов в Грузию с целью выведывания, какую ей оказывают помощь русские войска в отражении агрессии Персии, готовил нападение на Медведовский, Каневской и другие казачьи курени. Анапское недреманное око Сеид — Мустафы — паши не спускало взора со своего верного сообщника и всячески вдохновляло его на неправое дело.

В персидском походе

«Нарядить… самых отборных молодцов с добрыми старшинами, объявив им, что они будут употребляемы для поисков на берегах персидских».

Из предписания войску верных казаков черноморских о походе в Астрахань.

С осени 1795 года Федор Дикун выбыл из строительной команды и приступил к службе на Екатеринодар- ском меновом дворе. Дела тут велись сугубо хозяйственные, а отправление служебного долга носило чисто военный характер. Вооруженная охрана, как и на остальных двух меновых дворах войска, зорко следила за тем, чтобы при товарообмене между казаками и горскими племенами не возникало конфликтных ситуаций, соблюдался партнерский кодекс чести и не происходило никаких краж и хищений предметов обмена — товаров и продуктов питания, строго охранялись интересы той и другой сторон. Казаки в основном привозили на обмен соль, добытую в приазовских лиманах, а горцы — пшеничное и ячменное зерно, крупу, бурки, бешметы и другие рукодельные изделия.

Однажды, еще при заведовании меновым двором Сте

паном Шепелевым, сюда, на самый высокий береговой взлобок реки Кубани, рядом с Богоявленской пристанью, заглянул войсковой судья Антон Головатый. Он прошелся по аппарели с фальконетной установкой, осмотрел глинобитную халупу, громко именуемую казармой, вступил в разговор с казаками.

— Вас тут немного, всего восемнадцать человек, — внушительно стал он растолковывать своим слушателям значение их службы. — А делаете вы большое дело. Под вашим присмотром и охраной совершаются важные торговые операции, без которых войско жить не может.