Казак Дикун

Вблизи илац — парадной площади, в прилегающем сквере, группа Дикуна в основном на ногах коротала медленно тянувшееся время, лишь изредка пользуясь лавками для сидения. И только в два часа дня из дворца дали знать, чтобы казаки подтянулись к царской резиденции. Но царь делегацию не принял. Вновь открылась тяжелая дубовая дверь в центральном подъезде, на гладкий мраморный приступок вышел все тот же адъютант Растопчин. Он немигающе, с нахмуренными бровями уставился на казаков, потом не громким, отрывистым голосом стал выпаливать целую словесную тираду:

— Объявляю вам высочайшую волю и повеление государя императора Всероссийского, вседержавнейшего монарха Павла I о том, как вы являетесь злокозненными смутьянами и устроителями бунта, а стало быть подрывателями силы и могущества государства, то отдается приказ о вашем аресте и помещении в Петропавловскую крепость для производства следствия и военного суда.

Адъютант умолк. Затем бросил коротко и непреклонно:

— Все.

Ошеломленные черноморцы не успели даже осознать, что же здесь, на площади, у царского особняка происходит, каким отчаянным криком души ответить на этот ди — кий произвол, а их уже со всех сторон окружил вооруженный конвой — два взвода караульной роты под командованием лейб — гвардейских офицеров.

Конвой, которому заранее был отдан изуверский приказ — при малейшем сопротивлении кого-либо из казаков переколоть всех таковых безжалостно. Увы, им нечем было сопротивляться, они были безоружны. Да и не входило в их планы ничто из противоправных деяний, они простодушно надеялись изложить свои жалобы царю и встретить с его стороны понимание и защиту. С далекой истории патрициев и плебеев богатая правящая знать утверждала свое господство хитростью и обманом, а чаще всего — грубой силой. Русский царизм и его клевреты не составляли исключения.

В сырых каменных мешках — казематах Петропавловки всегда находились места для неугодных царскому строю. Так было и на этот раз. Черноморцев разделили на несколько групп по 3–4 человека в камере. Дикун, Шмалько, Половый и Собокарь были водворены вместе. Следственный чиновник сказал:

— Поразмыслите, что хотели учинить в войске и давайте честные признания.

На это Федор Дикун за всех ответил:

— Что мы хотели — написано в нашем прошении. И больше ничего нами не замышлялось.

— Так уж и ничего, — с язвительной интонацией передразнил чиновник. — На допросах мы у вас выпытаем про все ваши потайные заговоры.

— О событиях в Екатеринодаре, — добавил Дикун, — вам может рассказать наш сопровождающий капитан Мигрин. Он должен подтвердить мои слова.

Увы, ошибся Федор. Войсковой писарь не только не взял под защиту черноморцев, пострадавших от произвола, а напротив, постарался как можно сильнее облить их грязью.

Возвратившийся из Санкт — Петербурга в Екатеринодар Мигрин немало перетрусил при встрече с черноморцами, пытавшимися узнать правду, почему он прибыл один, а не вместе со всей делегацией. Он мямлил, юлил, закатывал к небу глаза и лишь после угрозы быть побитым за утайку происшедшего выдавил из себя признание:

— Их всех посадили в Петропавловскую крепость, как государственных преступников.

— Какой же ты гнус, — с омерзением воскликнул друг Дикуна, участник персидского похода, казак — васюринец Никифор Чечик, уже не раз объяснявшийся с клевретами Котляревского на допросах в Екатеринодаре. — К их аресту ты, Мигрин, приложил много подлого и грязного старания.

Колесо следствия завертелось. Да еще как: со скрипом, с пробуксовками и остановками, растянувшись на целых три года. В первые дни «персианам» — походникам персонально подбросили длинный перечень вопросов, на которые они обязаны были дать письменные ответы. Подследственные камня на камне не оставили от предъявленных им обвинений.

Сославшись на указ Екатерины II о даровании казакам земли на Тамани и Кубани, их неотъемлемом праве пользоваться ее богатствами, заниматься рыболовством, земледелием и другими промыслами, подследственные убедительно показывали, как шаг за шагом старшина присваивала все привилегии только в свою пользу. Подробно освещали невзгоды, перенесенные в персидском походе, плутовство и мошенничество командиров при предоставлении казачьего довольствия.

В целом же вся делегация — «персиане» и «домовики» — в своих показаниях подняли вопрос и о том, как войсковое правительство обманывало черноморцев, начиная еще с последней русско — турецкой войны. Назывался такой факт. Правительство России ассигновало 30 тысяч рублей для раздачи пособий семьям казаков, убитых в боях с неприятелем. Но вдовам и сиротам ничего не досталось. Много черноморцев работало на починке судов гребной флотилии, им причиталось к выплате 16 тысяч рублей. И эта сумма осталась невыплаченной.