Казахские легенды

Птица, которая называется Шынырау, была Симургом. Говорят, что птица Симург пятнадцать лет гнездилась на вершине одного байтерека[6]. За все пятнадцать лет она не смогла вывести ни одного птенца. Она и сама не знала, что это за напасть, какая таинственная сила забирает яйца из гнезда. Отправилась она в дальний путь, в далекую дорогу и теперь возвращается (должно быть, на шестнадцатый год), тоскует по птенцам, боится, что они исчезнут. То широко взмахнет крыльями, то помахивает, то торопится вперед; она несет добычу — несколько туш; из глаз ее капают слезы и превращаются то в дождь, то в снег — этот плач, свист от взмахов крыльев, ветер, который они поднимают, и передал, говорят, в своем кюе Ихлас.

А птенцов, оказывается, все пятнадцать лет поедал айдахар[7]. Птица Шынырау возвращается из дальнего полета, чует запах айдахара, летит быстрее — то низко полетит, то высоко в небо взлетает, машет крылами, из глаз слезы льются. Возвращается она, плачет и думает: «Ойпырым-ай, успеет съесть или не успеет, нос мой чует запах айдахара»; это, говорят, и передал Ихлас в своем кюе.

О кумае [8]

Когда я был маленьким мальчиком, как-то в холодный осенний день, когда люди находились на кузеке в местности Сирге неподалеку от кыстау, в наш аул приехали Орманбет-улы Нарманбет и Тасболат-улы Жуасбай, два акына и шешена[9], известных в двадцати двух волостях Каркаралинского уезда. Наш отец очень ласково принял этих людей, велел зарезать барана и радушно угостил их.

Оба гостя ночью сидели и рассказывали разные истории; разговор зашел о птицах. Вначале о ловчих птицах: разбирали, откуда произошли беркуты, ястребы-тетеревятники, кречеты, балабаны, ястребы-перепелятники, потом заговорили о кумае, и Накен сказал Жуасекену: «Кумай рождается от птицы. Он рождается от серо-пестрых гусей, которые весной возвращаются в Арку и устраивают гнезда возле каждого родника. Из одного из яиц такого серо-пестрого гуся и получается кумай». А Жуасеке сказал: «Теперь вы мне скажите, сколько птенцов родится от томаша-торгая». И когда Наке ответил: «От томаша-торгая рождается девять птенцов, один из них рождается соловьем», сказал: «Верно говорите, я тоже слышал, что это так».

Вот что я слышал от этих двух людей.

О причастности верблюда к мушелю [10]

Есть и такая легенда, которая не исключает верблюда из числа животных, которые входят в мушель. Согласно ей все животные, входящие в мушель, собрались и поделили части тела верблюда. В самом деле, разве не похожи уши верблюда на мышьи, подошвы — на коровьи, грудь — на барсову, губы — на заячьи, шея — на змею, шерсть на коленях — на лошадиную гриву, хребет — на бараний, бока — на мартышкины, хохолок на макушке — на куриный, ляжки — на собачьи, хвост — на свиной!

О том, как возник мушель

Согласно второй легенде, тринадцать животных спорили из-за того, чьими именами будут называться годы. Тогда мышь предложила: «Спорить тут не из-за чего; давайте все встанем утром рано, выйдем и станем наблюдать, как поднимается Солнце. Тогда тот из нас, кто увидит его первым, возьмет себе первый год, тот, кто увидит после него, — второй год и т. д. так, по очереди, и поделим». Когда животные, согласившись с этим, отдыхали, мышь потихоньку взобралась на голову верблюда. Она раньше всех увидела Солнце и стала в начале лет. Верблюд понадеялся на свой рост и остался без года.

Древний казахский рассказ

В казахском летоисчислении годы объединяются в мушель. Мушель состоит из двенадцати лет. Названия этих лет похожи на названия разных животных. Например: первый год в мушеле — мыши, второй — коровы, после него — барса, зайца, дракона змеи, коня, овцы, мешина, курицы, собаки и свиньи. Если назвать человеку, который знает эти годы, год, в котором родился человек, то он определит его возраст.

По древнему преданию, эти животные поспорили из-за того, чей год будет старшим. Конь сказал: «Если человек сядет на меня, я далекое-близким делаю, силой моей он пользуется, молоко мое пьет, даже из шерсти моей вьет арканы и веревки; для человека нет скота полезнее меня, жылагасы буду я». Верблюд сказал: «Если ты работаешь на-человека, то ешь ячмень, овес, сено, ради брюха своего ты батрачишь. Вот я поднимаю тяжести, которые ты не можешь поднять, и отправляюсь в дальнюю дорогу на несколько месяцев. А не говорю, что проголодался, и не прошу ячменя, овса — что встретится, тем и питаюсь: ковыль — так ковылем, полынь — так полынью, если найдется, пью воду, не найдется — и по пустыне отправляюсь в путь. Я должен стать жылагасы».

Корова сказала: «Если человек сеет зерно, то сеет с моей помощью, молоко мое он пьет, курт и масло делает из него».

Овца сказала: «Чем бы покрывал казах свою юрту, если бы не было меня? Берет мою шерсть и делает войлок, из валяной шерсти шьет одежду, делает арканы и веревки, из моего молока курт и масло получает».