Казаки.

даже симпатичной. Почти прозрачные веки, с длинными, покрытыми инеем ресницами,

слегка подрагивали. Из полураскрытых тонких и красиво очертанных губ поднимался

лёгкий парок от дыхания. Похоже было на то, что она уже давно без сознания. Да,

крепко с горяча саданул её Митяй! В таком состоянии она, конечно же, не сможет

идти на своих ногах. Впрочем, это сейчас почему-то беспокоило меньше всего.

Забыв про всё, он снегом слегка оттёр кровь с лица и решил попытаться вправить

челюсть. Как это делается, ему приходилось видеть много раз - в кулачных боях

такие травмы не редкость. Аккуратно засунув большие пальцы в рот девушке, он

захватил челюсть ладонями, и резко дёрнул вниз на себя. Что-то с хрустом

щёлкнуло и миловидное личико перестало быть перекошенным. Пленница застонала.

Глаза её слегка приоткрылись. Увидев склонившееся над ней лицо Митяя, она

судорожно задёргала связанными руками и попыталась ударить его ногой.

- Да, ладно, лежи уж спокойно, - расхохотался он и пошёл разводить костёр.

Вскоре на небольшом плотике* весело потрескивали сухие ветви, а в большой

походной кружке начал таять снег. (* Для того чтобы костёр не провалился в

глубокий снег и не потух, перед его разжиганием обязательно делается "плотик" -

основание из нескольких брёвен на котором разводится огонь. Примечание автора.)

Согрев воды Митяй снова подошел к своей пленнице и стал осторожно промывать

зияющую рану на лбу. Вид её был ужасен - кровь запеклась по кругу, а между

рассеченными краями кожи просматривалась белеющая кость. Если срочно не зашить

такую рану, то крысятница долго не протянет - нагноение пойдет, а там и до

заражения крови недалеко.

Быстренько достал Митяй из-под подкладки шапки кривую иглу со вставленной в неё

суровой ниткой и бросил кипятиться в кружку. Оглянулся на девушку. Та, неловко

опираясь на связанные руки, барахталась в глубоком снегу, пытаясь сесть. От

движений капюшон спал и диковинные черные волосы разметались по плечам. Странным

это было. В станице все мужики и бабы стриглись одинаково коротко - иначе вши

досаждать сильно будут. Слышал он, что только очень богатые крысятники позволяют

себе длинные волосы носить. Это ж сколько времени, сил, а самое главное, щёлока*

надо, чтобы за такими космами ухаживать! (* Щёлоком казаки называют мыло,

сваренное из золы и жира. Так как для приготовления такого моющего средства

требовалось достаточно много животного сырья, то пользовались им редко и в

исключительных случаях. Примечание автора.)

Митяй внимательно пригляделся к своей пленнице. Парка* на ней была с богатой

меховой оторочкой из дорогого росомашьего меха. (* Парка - широкая меховая

куртка с капюшоном, без застёжек, одеваемая через голову. Примечание автора.)

Широкий ремень с блестящими металлическими украшениями туго стягивал талию.

Казаки никогда ничем не украшали одежду и бабам своим запрещали это делать. А

крысятницы, видать, с жиру бесятся - всякие безделушки на себя навешивают.

Обутка тоже удивительная на ней. Что-то вроде ичигов*, только короче, на

шнуровке и с невиданной резной подошвой. ( Ичиги - высокие сапоги из сыромятной

кожи служащие казакам летней обувью. Примечание автора.) Да, видать не простую

птичку поймать удалось!

Лекарскому делу молодых казаков учили основательно. Поэтому Митяй уверенно

уложил девушку на спину и успокоил:

- Лежи, лежи... Счас я тебе быстренько шкурку подштопаю и всё. Да не боись ты!

Главное дело не дёргайся!

Обмыв руки горячей водой, достал из потайного кармашка крошечный берестяной

туесок с грибным зельем и бесцеремонно всыпал щепотку крысятнице в рот. Именно

для таких случаев его всегда таскали казаки с собой в дело. Груз невелик, зато в

случае чего с ним и стрелу из тела легко вытащить и зуб больной выдрать. А то и

брюхо распоротое зашить. Да ещё, что уж там греха таить, любили вечерочком на

привале чайком с порошочком грибным побаловаться. Хоть и запрещалось это

строго-настрого, да разве ж казаков остановишь, когда речь о зелье заходит...

Через пару минут щеки пленницы, перепачканные засохшей кровью, порозовели, а

дыхание стало ровным и глубоким. Митяй осторожно, стараясь не лапать лишний раз

нитку протыкал иглой края раны и стягивать их на узел. По телу девушки иногда

пробегала дрожь, изредка вырывался стон, но, на удивление, вела она себя очень

спокойно.

Видел Митяй пару раз, как казаков зашивали, так те, не в пример, хуже себя вели:

матерились, грозились убить лекаря, дергались изо всех сил и дико орали.

Когда закончил операцию, то даже немного зауважал девку. Не всякий казак так

мужественно терпеть может. Набрав лиственничной смолы, немного пожевал её и

заклеил сочащуюся сукровицей рану. Вроде все. Жить будет, если, конечно, не

сильно мозги стряслись...

По-быстрому натаяв воды, он сыпанул в кружку пригоршню сушёной оленины и

протянул девушке. Та не отказалась. Взяв угощение двумя связанными руками, она с

удовольствием стала пить. Сломанная челюсть не позволяла делать глотки, поэтому

она, запрокинув голову, просто заливала себе теплую жидкость в рот. При этом её

нижняя губа так смешно оттопыривалась, что Митяй невольно рассмеялся. Девушка с