Через месяц после описанного случая Мейер выступил на реку Золку с батальоном казанцев и четырьмя сотнями казаков. Но кабардинцы уже его упредили, успев переправиться через Малку. Отряд, свернувшись в каре, продолжал движение, имея за флангами волгских и моздокских казаков. Донской же полк Крюкова, выехав вперед, пробирался между густыми зарослями бурьяна. Кабардинцы, ничего не подозревавшие, валили густою толпой; впереди ехали знатнейшие князья в своих парадных доспехах. Казаки вдруг вынеслись из бурьяна прямо навстречу: одна сотня мчалась против шести тысяч. Донцы врезалось в середину, где находились отборные всадники; сотник Шурупов так далеко занесся с шестью казаками, что пропал без вести. После жаркой схватки кабардинцы взяли верх; они смяли, опрокинули донцов. Сам Крюков, раненый стрелой в ногу, уже попал в их руки. На помощь командиру бросился казак Упарников: его изрубили в куски; тогда прорубились сквозь толпу два урядника, Петрухин и Банников: перед их безумной отвагой неприятель спасовал. Крюков был спасен. Теперь кабардинцы обрушились на пехоту: маленькое каре очутилось в волнах конницы, запрудившей его спереди и с флангов, тыл оберегали линейцы. В одиночных схватках отличались те и другие: рубились на шашках, отбивались штыком. Фельдфебель Сумцов уложил знаменитого черкесского богатыря Ашиб-Оглу. Донцы, между тем, успели оправиться: вынесся полк Персиянова, со своим лихим командиром впереди. Тут горцы не выдержали, дали тыл; линейцы устремились по следам. Была уже темная ночь, когда разбитые кабардинцы прискакали на Малку, но переправа оказалась занятой моздокскими казаками, скакавшими напрямик. Снова закипел бой не на жизнь, а насмерть: кабардинцы силились овладеть переправой, линейцы их не пускали. Мейер, подойдя с пехотой, поспешно расставил ее малыми засадами и, когда все было готово, гаркнул молодецким голосом: «Казаки назад!». Разгоряченные боем кабардинцы увязались было за казаками, но пехота охватила их «как поводом», со всех сторон. Разметанные залпами, они кидались как безумные то вперед, то назад; наконец, не видя иного спасения, бросились вниз, исчезая в ночном мраке. Было 10 часов вечера, бой продолжался с четырех. На поле битвы валялось более сотни тел, остальных успели подхватить. Пленные показали, что в отряде находилось от 6 до 7 тысяч, в том числе 6 мулл, много владетельных князей и узденей. Они имели намерение, отдохнувши на Золке, напасть ночью на Георгиевск, откуда пробраться на Кубань, в тыл отряду Лихачева.
На Тереке было то же самое, причем обе стороны ожесточались с каждым годом все больше и больше. Слова «пардон», или «аман», там были неизвестны: бились, пока рука могла держать оружие, пока боец дышал. Однажды в темную ночь прокрались к посту 3 чеченца и дали выстрел по часовому. Донской урядник Щепакин с десятью казаками погнался за ними и, проскакавши верст 20, заметил, что у него в тылу появилась сильная конная партия. Казаки бросили в добычу чеченцам своих лошадей, а сами скрылись в кусты, где успели отсидеться, несмотря на то, что на каждого из них приходилось по 20 врагов. В другой раз небольшая партия пробралась через Терек, потом махнула к Маджарам, на берега Кумы, конец не малый! Однако по свежей сакме ее открыли, и с разных сторон началось преследование. Долго летали чеченцы, как, в заколдованном кругу, наконец, когда кони обессилели, они их зарезали и засели в первой встречной яме. Окруженные линейцами, чеченцы сначала отстреливались, потом, перестрелявши все заряды, разбили о камни свои пистолеты, ружья, переломали шашки и остались с одними кинжалами. Казаки поняли в чем дело: они бросились толпой, в глухой свалке прошло несколько минут, раздалось 2–3 выстрела, потом все смолкло…