В день Чудотворца Св. Николая в русском лагере было отслужено торжественное молебствие при громе пушек: войска праздновали именины Государя Николая I. Впервые еще в дебрях Чечни раздалось священное песнопение христианских молитв, и в ужасе горцы спешили оградить завалами свои, теперь обнаженные, аулы. На правом берегу реки закипела работа. Они рубили без отдыха днем и ночью столетние чинары. Не прошло и трех суток, как среди поляны возвышалось целое укрепление, неказистое на вид, но угрожавшее кровопролитием, 2 тысячи конных и пеших стояли в сборе, с часу на час поджидали новые подкрепления. Наибы получили приказание прогнать русских во что бы то ни стало. Слепцов решился их атаковать.
Утром 10-го декабря лазутчики дали знать, что к чеченцам прибыла пушка: в 2 часа они откроют по рабочим пальбу. Слепцов сделал распоряжение, что первый выстрел из неприятельской пушки будет сигналом общего нападения. После полудня войска 1-й колонны, из охотников Сунженского и Горского полков, под начальством Предимирова, из батальона тенгинцев с Меркуловым, незаметно вышли из лагеря, пробрались в глубину леса и залегли в ожидании сигнала. Им предстояло броситься на ретраншемент сзади. Войска 2-й колонны, которую составляли батальон эриванцев, 2 сотни сунженцев, 2 сотни милиции и ракетная команда, под личным начальством генерала, спустились в овраг реки, где засели под обрывом. Остальные же войска, составлявшие 3-ю штурмовую колонну, вышли в урочный час, как ни в чем не бывало, на работу; два орудия стали на позицию впереди леса, казаки наблюдали переправу.
Неприятельское укрепление уподоблялось огромному сооружению, сложенному из лесных великанов и растянувшемуся на три версты в длину, на версту в глубину. В середине его находился круглый завал, или редут: он охватывал 16 хуторов, где хранились боевые запасы и продовольствие. Вся опушка из-под вырубленных деревьев была обнесена особыми завалами, за которыми стояла неподвижная стена угрюмого, непочатого леса. Между неприятельскими верками торчали огромные пни, служившие защитой для стрелков.
Ровно в 2 часа впереди рабочих показался белый клубочек дыма: то выпалила чеченская пушка. Ядро пронеслось над головами и ударило в землю. Охотники Предимирова, заслышав выстрел, быстро поднялись в лесной чаще и так же скрытно продолжали обход. Из-под обрыва выскочила 2-я колонна, впереди ее понеслись казаки со Слепцовым во главе. Их не устрашили смертельные залпы, не удержали малые окопы: неприятель был выбит шашками; Слепцов, упоенный успехом, остановился перед бруствером большого редута. Справа дружно работали лавагинцы с подполковником Лукомским, слева – эриванцы с майором Шатиловым. Они очищали длинные фланги окопа от засевших там чеченцев. И 3-я колонна не отстала от первой. Рабочие в один миг побросали топоры и стали в ружье; казаки, не дождавшись пехоты, поскакали вслед за Слепцовым. Между тем, навагинцы и эриванцы, покончив с флангами окопа, перебежали гребнем и окружили чеченцев, засевших в круглом редуте; часть спешенных казаков присоединилась тотчас к ним, а другая побежала навстречу обходной колонне. Не далеко успели казаки уйти, как услышали «ура!» охотников в тылу завала. Горцы сначала опешили перед нежданным появлением этой колонны, однако скоро опомнились, перебежали за заднюю сторону редута, чтобы вовремя встретить залпом. Бежавшие впереди сунженцы, вместо ответа, выхватили шашки, ворвались в середину, причем овладели хуторами. Чеченцы, изумленные такой отвагой, даже расступились перед ними. Потом уж, сообразив, какой опасности подвергалась их единственная пушка, взялись за нее и потащили в лес. Спрятав ее где-то в трущобе, они засели у опушки в малых завалах. Туда бросился Меркулов со своими тенгинцами, которые после короткого боя очистили штыками все завалы. Этой атакой было закончено хорошо задуманное и блистательно исполненное последнее дело Слепцова. В минуту торжества пронеслась скорбная, потрясающая весть, что его уж больше нет! Смолк веселый говор, победные клики – горе сковало уста; омрачились лица, тоска сжала солдатское сердце.
Генерал, как сказано, стоял в 60 шагах от большого редута один, на виду у всех, верхом на белом кабардинце, красный верх его папахи мелькал, как мишень для выстрелов. Он слышал «ура!» охотников, потом вдруг пошатнулся на седле, повернув коня, ухватил его за гриву. Все это видели конвойные. Когда они подскочили, Слепцов произнес глухим голосом: «Конец! Снимите меня!». Пуля попала ему под сердце, не оставив после себя никаких следов.
«Команду после меня принимает полковник Карев», – проговорил умирающий отрядному квартирмейстеру барону Сталю. Когда его несли в лагерь, он успел еще спросить: «Взято ли неприятельское орудие?». Ему ответили, что завалы взяты, а насчет орудия ничего неизвестно. «И за то слава Богу!» – ответил Слепцов едва слышно, причем перекрестился. Это были его последние слова: в лагерь внесли уже труп.