Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении

Обласканные и оцененные по заслугам донцы, сподвижники первых походов царя Петра, служили с таким же радением его дочерям, внукам и правнукам. В Семилетней войне, где наши вместе с австрийцами бились против пруссаков, казаки явились дорогими, желанными сподвижниками войск регулярных. Правила и наставления великого учителя, царя-полководца, стали в ту пору забываться, воинский дух ослабел. Хотя русские войска сохраняли присущую им храбрость вместе с упорством в бою, но сделались неповоротливы, малоподвижны, к большим переходам неспособны. Для того, чтобы перестроиться в боевой порядок, требовалось не менее суток, и после того уже боялись сдвинуться с места, боялись перепутаться. Конница выстраивалась также мешкотно; она стала надеяться больше на ружье, чем на саблю; кирасиры иначе не ходили в атаку, как рысью. Переходы в 20 верст считались тогда уже большими, потому что движение войск затруднялось многочисленной и тяжелой артиллерией, множеством повозок и экипажей, следовавших сзади. Разведки о неприятельских силах не считали особенно нужными, почему сторожевая служба исполнялась плохо. А, между тем, прусский король был противник опасный; его войска явились на поле битвы хорошо обученные: прусская армия быстро исполняла все передвижения, легко переходила из походного порядка в боевой, из боевого в походный; ходила шибко, с небольшим обозом. Король смело проходил страну, залитую тремя неприятельскими армиями. Он не боялся, что ему ударят во фланг или тыл. Бывали случая, что он двигался с войсками на расстоянии пушечного выстрела от австрийцев, и это сходило ему даром.

В Семилетней войне донцов перебывало 15 тысяч, но в начале кампании их было меньше, только 9 тысяч. На полях далекой и неведомой им Германии, донцы и явились теми же вольными сынами степей, не изменив ни своих дедовских обычаев, ни воинских сноровок, и много прошло времени, прежде чем неприятель распознал их силу, стал к ним приспосабливаться. По обыкновению, казаки делились на сотни и полки, по 500 человек в каждом. Выезжали с Дона о-двуконь[4], без всяких обозов. Своею необычайною подвижностью и юркостью казаки как бы возмещали недостатки всей остальной армии. Они легко переносились с места на место, питались не из магазинов или повозок, а чем Бог послал; служили армии то авангардом, то арьергардом, и, кроме охранений, собирали для нее фураж, продовольствие. Заменяли главнокомандующему и зрение, и слух, потому что через них он получал самые нужные вести. Искусные в наездах, осторожные на мостах, привычные к труду, казаки брали верх над всеми легкоконными полками. Даже прусские гусары боялись с ними встречаться, не имея чем отразить удар длинной пики или взмах турецкой сабли. Все это скоро подметил в донцах Суворов, который в ту пору стал обозначаться, как будущий полководец. Его первые подвиги, еще в чине подполковника, совершены при участии донцов, и с тех пор он почти не расстается с ними. Донцы сопровождают его в Пруссии, в Польше, в Турции, на берегах Волги и Кубани, на полях Италии, в горах Швейцарии – везде, где Суворов воевал, как самостоятельный начальник. Сидя на донском коне и сопровождаемый донским казаком, который возил его длинный палаш, Суворов совершил замечательные свои походы, одержал самые блистательные победы, Суворов сроднился с донцами, потому что сам родился воином – вот что их связало на полвека.

В начале Семилетней войны боялись отпускать казаков далеко: их назначали больше на пикеты, на разведки, посылали в недальние набеги. Про донцов пустили дурную славу, что они немилосердно грабят мирное население городов и деревень; но это обычный поклеп на русские поиски, которые ничуть не хуже французов или немцев. Один немецкий пастор видел, как казаки вступали в его родной город, и записал следующее: «Несколько тысяч казаков и калмыков, с длинными бородами, суровыми лицами, со своим необычайным вооружением, проходили сегодня по нашим улицам. Вид имеют они страшный, но в то же время величественный. Тихо они прошли через весь город и разместились по деревням, где уже раньше им отвели квартиры». Вот и все: о грабежах ни слова.