В первый год кампании русские явились как бы с тем, чтобы только показать свою силу: они разбили пруссаков и отошли к границам. Это было в 1757 году, а сражение, в котором они остались победителями, носит название по имени деревни, Гросс-Эгерндорфского. Пруссаки застали нас тогда врасплох: батальоны еще устраивались к битве, когда неприятель всеми силами уже наступал. В одно время войска и строились, и отбивались. Правый фланг и центр вступили в дело раньше; войска авангарда, стоявшие левее, были пока заняты перестрелкой. Но вот показались казаки под начальством Серебрякова. Не спеша, объехали они лежащее впереди болото, опустили пики и с обычным гиком понеслись на прусскую конницу: то были драгуны принца Брауншвейгского. Казалось, драгуны погибли. Не тут-то было: подскакав на ближнюю дистанцию, донцы остановились и повернули лошадей; драгуны тотчас за ними. Прусская конница, преследуя по пятам казаков, неслась прямо в пасть 15-ти совершенно готовых к бою батальонов; кроме того, ее ждали 40 заряженных полковых пушек и полевая артиллерия большого калибра. Наша пехота раздалась, пропустила казаков и только головной неприятельский эскадрон успел проскочить за фронт. В это время правофланговые полки уже успели зайти правым плечом, а батареи, повернувши пушки, дали картечный залп поперек скачущих эскадронов, что имело успех «наивожделеннейший». Всадники, усидевшие на конях, бросились назад; проскочившие же за фронт попали в западню: те же казаки, вместе c драгунами, перебили их всех до единого. Тогда наш авангард двинулся всеми силами вперед, но пруссаки уже везде отступали… Так отличились донцы при первой же встрече с прославленным противником. Когда русские войска покидали Пруссию, казаки, как пеленой, прикрывали их отступление. Даже прусские гусары не могли проведать, какими путями мы уходим. В то же время донцы отбивали скот, необходимый для продовольствия, разузнавали, где неприятель, и все это проделывали чрезвычайно ловко, скрытно.
На третий год войны русские, приблизившись к Одеру, подступили к прусской крепости Кюстрину. Пока тянулась осада, наши захватили на Одере, верст 60 пониже крепости, важную переправу у городка Шведта, где нашли 3 пушки, 2 т. четвертей хлеба, разыскали часть королевской казны. Пленных по обычаю допросили и на вопрос: не чинили ли казаки или калмыки каких-либо обид, те единогласно показали, что не только им самим «ни малейшого озлобления или суровости не показывали, но и жителям по деревням никаких обид, ниже разорения не причиняли, чем они, пленные, генерально довольны, и сию справедливость им отдают». Казаки были за это удостоены особым манифестом императрицы, которым она благодарила их за добрую дисциплину. Охрана переправы и все течение реки до Кюстрина было поручено казакам. Не смотря на то, что с часу на час ожидали из-за Одера прусского короля, донцы безбоязненно переплывали эту реку и хозяйничали на той стороне, как у себя дома. В самый праздник Преображения походный атаман Краснощеков, рыская за Одером, захватил 17 т. рогатого скота и полтораста лошадей; помимо того, казаки перехватили на реке 3 барки с мукой и на этих же барках доставили всю добычу под Кюстрин.