Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении

Бог знает, сколько бы времени продолжалась эта партизанская война, если бы на помощь полякам не явились французы. Король прислал к ним одного полковника, по имени Дюмурье. Он призвал польских вождей действовать единодушно, нанял целый батальон беглых немецких солдат, вооружил крестьян и, таким образом, составил пехоту, которой у поляков раньше не было. С новыми силами поляки начали дружное наступление. По весне 1771 года наши разбросанные отряды очистили перед ними весь край до Вислы, и поляки, подвигаясь вперед, укрепили, между прочим, монастырь Тынец, стоявший на Висле, в 4-х верстах от Кракова, и замок Ландскрону, в Карпатских горах. Суворов получил приказание идти к Кракову. Он взял с собой 5 рот пехоты, 5 эскадронов карабинер и полк казаков, что составляло 1600 человек, при 8 пушках: по пути к нему присоединилось еще 2 тысячи из другого отряда. Суворов вошел в Краков, когда Дюмурье только узнал о его приближении. В деревнях конфедераты спокойно спали, лошади были расседланы, а в это время русские солдаты уже штурмовали крепкие редуты, защищавшие Тынец.

Дюмурье скакал, сломя голову, из одной деревни в другую, скликая на битву пировавших панов. Они поспешили к Ландскроне, где на гребне Карпатских гор заняли крепкую позицию. Левый фланг этой позиции упирался в замок, пушки которого хорошо обстреливали и без того трудный подъем на высоты; центр и правый фланг были прикрыты двумя рощами, занятыми французскими егерями, с двумя пушками; еще правее торчали обрывистые неприступные скалы. Поляки, кроме выгод местности, имели перевес и в силах: на 400 человек больше.

10 мая, на небольших холмах, лежащих перед неприятельской позицией, появился Суворов. Орлиным оком окинул он расположение польских отрядов и, не дожидаясь прибытия остальных сил, двинул казачий полк с приказанием атаковать центр. Казаки понеслись врассыпную. Дюмурье, завидев эту нестройную толпу, запретил полякам стрелять. Он боялся, чтобы Суворов не отменил свою безрассудную, как ему казалось, атаку. Поляки должны были атаковать наших только тогда, когда они, уже расстроенные, появятся на гребне. Однако француз ошибся.

Казаки, взобравшись с трудом на высоту, мигом устроились и, без всякого приказания, помчались лавой дальше, прямо на литовцев Оржевского и к отряду Сапега. Вслед за ними уже скакал эскадрон карабинер. Поляки сразу сдали тыл. Прискакал сам Дюмурье, работал саблей храбрый Сапега, чтобы повернуть их назад, – ничто не помогало: они же сами убили Сапегу, а Оржевский пал на казачьих пиках. Тогда Дюмурье бросился к гусарам. Те, вместо атаки, выпалили из карабинов и ускакали. В это время подошли полки Астраханский и С.-Петербургский.

Они выбили штыками стрелков, защищавших рощу, и едва устроились, как были сами атакованы конницей Миончинского, стоявшего также в центре. Отважный поляк врубился в ряды гренадер, но его скоро ссадили с седла, а конница отхлынула прочь. Затем все обратилось в бегство; один Валевский, занимавший левый фланг позиции, отошел в порядке к замку. Наши казаки, рассыпавшись по высотам, гоняли беглецов как зайцев. Сражение, на которое возлагалось столько надежд, продолжалось всего полчаса; поляки потеряли 500 убитых, двух маршалков[5], бросили 2 пушки. Вскоре после этого дела Дюмурье их покинул. Вернувшись во Францию, он подал королю совет отказаться вовсе от поляков: не посылать им ни денег, ни оружия, не жертвовать напрасно французской кровью.

Из-под Ландскроны Суворов погнался за Пулавским, который, не участвуя в битве, надеялся теперь пробраться в Литву. Суворов разбил его под Замостьем и погнал казаками дальше, к Люблину. Без артиллерии, с остатками разбитого отряда, Пулавский видел, что ему далеко не уйти, и придумал такой маневр: он оставил против русских арьергарды, а сам повернул вправо, обошел Суворова и, выйдя у него в тылу, поспешил к Ландскрон. Суворов похвалил искусство партизана; даже послал ему на память небольшую фарфоровую табакерку. В ту пору наш отряд прошел в 17 суток 700 верст беспрестанным боем: на двое суток приходился один бой. «Это еще ничего, – говорил Суворов, – римляне двинулись шибче!»

Как уже раньше было сказано, Россия вела одновременно две войны: с Польшей и Турцией. В то время, как 22 тысячи казаков бились за Дунаем с турками и крымчанами, несколько полков находились на Кубани, а все остальные, еще способные к службе, должны охранять верховые городки от пугачевских шаек. Конец 1773 и начало 1774 годов были самими тяжкими для донцов. Дон в ту пору обезлюдел: в опустелых станицах бродили лишь древние старцы, да охали израненные в боях казаки; многочисленные табуны лошадей паслись под присмотром малолеток. Некому было ни косить, ни пахать. Сиротливо глядели поля, где травы усыхали от зноя, а густые посевы безжалостно топтали кони и скот.