Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении

Через 2 недели Краснощеков повторил набег, и на этот раз из-под носа у пруссаков отбил 2 т. голов скота да 2 ½сотни лошадей, вполне годных для строя. Донцы же первые дали знать о приближении короля. Он спешил на выручку осажденной крепости; он шел с намерением истребить в конец «орды» казацкие, дерзко попиравшие его родную землю. Однако донцы, не ведая того, окружили прусские колонны и провожали их на марше степным обычаем: наездничали, задирали, налетая в одиночку, стреляли из пистолетов или просто кружились перед фронтом. Пруссаки шли молча, не останавливаясь. Искусными маневрами король оттеснил нашу армию в угол, между двух речек, и напал на нее с ожесточением. Казалось, что русские приросли к земле, пустили в ней корни. Несколько смелых атак отражены, но прусская пехота, поддержанная конницей, вновь устраивалась и вновь шла умирать на русских штыках. Покончив с помощью своей многочисленной кавалерии наше правое крыло, король в середине дня начал атаку левого фланга. Тогда 27 русских батальонов, примкнув штыки, бросились вперед и произвели среди пруссаков ужасное кровопролитие. Но к ним на выручку опять неслась конница: 60 эскадронов сдвинули левый наш фланг. Более семи часов дрались обе армии с одинаковым ожесточением; наконец, они стали между собой под углом: свои и чужие перемещались в общей свалке. Гром артиллерии умолк, рубились на саблях, кололись штыками, пока король не прекратил эту резню и не отвел свое войско за полверсты назад. Нашим же некуда было отойти за неимением мостов. Казаки во время боя не оставались праздны. Они ворвались в деревню, прикрывавшую правый фланг пруссаков, сожгли ее; обоз, стоявший под защитою крестьян, начисто ограбили. На другой день обе армии, медленно передвигались, наблюдали друг за другом. Густая цепь донцев прикрывала наш фланг, а под ее прикрытием собрана батарея из пушек и гаубиц. Вот развернулась стройными рядами многочисленная и прекрасная конница пруссаков. Еще несколько минут – и она пошла рысью. Донцы раздались вправо и влево, очистили фронт артиллерии, и та встретила таким смертоносным огнем, что «неприятель пришел в превеликое смятение; с немалым уроном он должен был ретироваться к своей пехоте». Тогда, в свою очередь, бросаются казаки и накрывают прусскую батарею в 8 орудий, чем и закончилось кровавое побоище, получившее название по имени деревни Цорндорф. 10 тысяч трупов свидетельствовали об его упорстве. Король считал себя победителем.

Через месяц после Цорндорфа корпус генерала Чернышева был направлен к столице Пруссии. 22 сентябри Тотлебен с казаками уже стоял перед воротами Берлина, но их дважды отбили. Через 4 дня подошли и наши, и пруссаки. Однако, сражения не было. Простояв биваком на берегу Шпре, прусская армия, в числе 20 тысяч, потянулась на Потсдам. Хотя дело было ночью, но казаки заметили это движение. Граф Панин, при первом же натиске, истребил весь прусский арьергард, причем отбил тысячу пленных и 2 орудия, а походный атаман Краснощеков, пустившись во весь дух в погоню, нагнал главные силы и преследовал их под самые пушки Потсдама. Между тем Берлин сдался, Чернышев забрал королевскую казну, приказал истребить все магазины, склады оружия, арсенал, пушечный и литейный заводы, все, чем только мог вредить наш неутомимый противник, и сам тоже отступил.

Под конец Семилетней войны прусский король выдвинул особый десятитысячный корпус, собственно для того, чтобы истреблять наши магазины, мешать передвижениям войск или затруднять осаду крепостей. И наш главнокомандующий составил летучий конный корпус, куда попал будущий генералиссимус Александр Васильевич Суворов. Его ближайшими сподвижниками сделались донцы, и неприятель скоро почувствовал их частью всегда меткие удары. Когда пруссаки двигались на выручку крепости Кольборга, Суворов с сотней донцов переплыл реку Нетцу, прошел в одну ночь 45 верст и приблизился к городу Ландсбергу, стоявшему на пути следования немцев. «Город наш! Ура! Нападем!» – «Там прусские гусары!» – заметил ему проводник. – «Помилуй Бог, как это хорошо: их-то мы и ищем!» Казаки понеслись к воротам, но ворота оказались заперты. «Ломи их!». Ударили бревном раз, другой – ворота разлетелись. С гиком и пальбой казаки ворвались в город, часть гусар перебили, часть перехватали. Суворов в это время уже скакал по мосту. «Одно ломи, другое жги!» – кричал он вслед едва за ним поспевавшей кучке донцов. Покончив дело, они скрылись. Пришли пруссаки – моста как не бывало. Пришлось собирать лодки, понтоны, на что ушло немало времени, а на войне, известно, каждый час дорог. При дальнейшем движении пруссаков Суворов тревожил их фланги, портил пути, при случае отхватывал боковые или тыльные отряды. Несмотря на свой малый чин, он командовал в ту пору тремя гусарскими и семью казачьими полками. Во всех случаях он распоряжался как лихой кавалерийский генерал, и в то же время был сметлив и находчив, как простой наездник. Донцы не чаяли в нем души. Однажды Суворов возвращался к своему отряду от главнокомандующего, с проводником и двумя казаками.