Казаки на персидском фронте (1915–1918)

– Как хорошо, что Вы приехали. У нас ведь нет от Вас секретов. Правда, такая мысль у меня была в голове, но молодежь сама до этого додумалась. Аннибал, Марков, Селим… да все. Они мне проходу не дают.

Вы знаете, какой вопрос? Войска уходят. Через три-четыре месяца здесь из корпуса никого не останется.

Сколько России стоили мы, т. е. наш корпус, корпус Вадбольского, да и вообще, все эти дороги, банки, порты, консульства, представительство и тому подобное? А наша политика? Говорят, империалистическая. Уверяю Вас, она просто – национальная. При всяком правительстве у России, как государства, будут здесь большие экономические и политические интересы. Ну, сейчас уходят все, устали – революция. Но ведь это же психоз. Придет время, Россия очнется, и здесь всюду будут англичане, а не русские. Понимаете, что за несколько месяцев пропадет вся столетняя работа России в Персии…

Он задумался.

– Вы ничего не имеете против, если я приглашу молодежь сюда?

Кабинет скоро наполнился штабными офицерами. Здесь почти не было кадровых: Таширов, Случевский, Аннибал, Альхави, Бульба, Соколов, Марков, Федоров… Все, временно одетые в форму прапорщиков, представители либеральных профессий.

Баратова всегда окружала хорошая молодежь. Нельзя того же сказать про старших. Штабные еще ничего, но начальники частей и управлений – генералы и штаб-офицеры – не всегда соответствовали назначению. В первом корпусе было много людей, присланных на фронт по протекции без ведома Баратова и помимо его желания.

Баратов изложил цель совещания. Повторил то же, что сказал и мне.

– Конечно, это, собственно, не наше дело – политика и дипломатия, но в чрезвычайных, так сказать, обстоятельствах приходится и это делать. Ведь центральной власти нет. Главнокомандующий Кавказским фронтом новую власть в Петербурге не признает; нам никаких указаний нет. Я запросил Тифлис, но ответа, по обыкновению, нет. Что-то надо делать. Иван Иванович, – он обратился к Таширову, – так я изложил то, о чем мы разговаривали?

Споров почти не было. Не допускали мысли, чтобы все казаки и солдаты хотели уйти с фронта.

Неужели не найдется несколько сот человек, которые добровольно, на особых условиях, согласятся остаться в Персии и составить добровольческий отряд, который будет продолжать отстаивать русские интересы, безопасность граждан, учреждений и целость имущества?

Так и решили: сформировать такой добровольческий отряд. Сообщить о желательности создания такого отряда военному комиссару и корпусному комитету и просить их совместно с командиром корпуса сформировать отряд.

– Хотите заняться таким делом, – спросил я своего помощника Васильева.

Он подхватил идею, стал ее развивать и проводить в жизнь. Корпусный комитет, не без трений, но тоже согласился с предложением Баратова и даже обратился к войскам с воззванием.

Васильев горячился, как всегда, – скоро достал деньги, оружие, обозы, лошадей и набрал человек триста добровольцев.

Ну и намучились же мы с этими добровольцами!

Выяснилось, что значительная часть из них были венеритики, которым стыдно было возвращаться домой к своим семьям…

– Отчаянная публика, – говорил Васильев.

Пьянствовали, скандалили, просили и вымогали, где только можно и как только можно. Васильев платил им изрядное жалованье, приодел, давал мыло, табак и прочее. Они ничем не удовлетворялись, устраивали митинги – не политические, – нет, а для обсуждения нужд своих, и наглели с каждым днем.

Строевой частью «добровольцев» заведовал храбрый полковник – барон Медем. Он вводил дисциплину. Не нравилось. Решили его арестовать; Медем принужден был скрываться. Грозили арестом Баратову в случае неудовлетворения каких-то требований.

Я приехал как-то в штаб поздно ночью. Баратов выехал в Керманшах; зашел к Ласточкину.

– Ну, батюшка, наделали мы себе сами!

– А что?

– Да от «добровольцев» житья нету! Днем все что-нибудь требуют, а ночью – песни, пальба, хулиганство…

– Как с охраной?

– Наладилось. Все штабные офицеры дежурят по очереди. Да что толку-то!

Глава двадцатая ПАРТИЗАНЫ ФРОНТА: ШКУРО И БИЧЕРАХОВ

Из темноты я услыхал крики:

– Стой, стой!

– Это не нам, Иван Савельевич?

– Должно быть, нам. Как будто кругом больше никого нет.

Белянчиков остановил автомобиль. Ко мне подбежал маленького роста человек в большой папахе.

– Вы куда? В Шеверин? В Штаб? Позвольте представиться: войсковой старшина Шкуро.

Я назвал себя.

– Мне нужно к командиру корпуса, да этот проклятый грузовик до утра будет идти. Подвезите, пожалуйста.

Мы поехали. В темноте на Шеверин-Хамаданской дороге беспомощно стоял грузовой автомобиль. Шкуро кричал казаку:

– Смотри, ящики не побей! Найдешь меня в офицерском собрании.

Обращаясь ко мне, прибавил:

– Два ящика «Абрау» везу из России. Ну и хлопот же с ними набрался по дороге! Водки не люблю, а «грубое» ничего.

Он говорил без умолку.