В условиях Персидского фронта походная кровать – неоценимое благо. Их присылали из заготовительных складов, покупали в России. Кровать графине пришлось делать на заказ – по размерам и прочности не подходила ни одна. Она собиралась ездить верхом. Автомобиль и экипаж ведь не всюду могут проехать. Заказала особое седло, ибо обычные не были годны по размерам. Малы. От этой затеи пришлось отказаться, – взобраться на лошадь графиня, безусловно, не могла. Она была богата, но жила крайне скромно; ее пищу составляли овощи и фрукты, а кроме сырой воды, она не пила ничего. Она не любила этикета, условностей; не любила, когда целовали руку, тянулись перед ней и называли «Ваше сиятельство». Все внешнее ей было чуждо. Внутренне она жила богатой жизнью. Смысл жизни она отожествляла с идеей помощи ближнему. Она мыслила и любила. Любила всех, даже сама того не зная, расточая всюду теплоту этой любви. Ее тоже любили все. Мы не знали человека, который бы дурно подумал о Бобринской.
Она особенно любила «своих» сестер милосердия; тех, кого лично привезла из Москвы на этот «ужасный фронт». Среди них были и родственницы графини и общинские сестры – школы Бобринской. Племянницы обожали ее. Но когда понадобилось идти на подвиг, все до единой пошли – и аристократки, и крестьянки. И благородная, которую звали святой, – Александра Павловна Ливен, и высококультурная, с нежной и хрупкой душой, Габриелла Радзивилл. И Ельшанская и Михеева – незатейливые девушки, изумившие всех неутомимостью, безропотностью и благородством манеры помогать другим. Это большое искусство – уметь помогать другим. Научиться искусству такому нельзя. Оно – Божий дар, и искры его у своих воспитанниц графиня превратила в вечно зажженный светильник милосердия, искреннего и чистого, как чисты глаза этих девушек и вся их белая одежда.
Графиня Бобринская очень сдержанна. Она никогда не кричит, но говорит строго и решительно. Так заставляет ее говорить и действовать вера в дело, которым она управляет. Она убеждена всегда в правильности того, что делает. Сомнения существуют, только пока она принимает решение. Но раз оно принято – довольно. Точка. Графиня права, всегда права. Она бранит на людях Тифлис и Петербург за непорядки в снабжении армии и нас.
– Графиня, не стоит строиться, не век же будем воевать, да и Комитет не утвердит этих расходов.
– Наплевать, утвердит, а не утвердит, – тоже наплевать.
Это ей принадлежит крылатое слово, громко сказанное Баратову, при отступлении от Хамадана. Баратову доносили:
– Такие-то полки, там-то, отходят так-то…
– Какие там полки. Это табор, – сказала графиня, – цыганский табор, а не войско.
Там было все расстроено и шло толпой, кучей, в беспорядке, уходя от турок, зноя, болезней и жажды…
Любила графиня свое дело превыше всего. Но когда ей показалось, что во имя дела должна уйти она и передать знамя другому, она предложила это сама… С болью большой в сердце, со слезами на глазах, но отказывалась во имя долга, от того, что любила…
А когда революция коснулась фронта, кому, как не ей, всеобщей любимице, демократке истинной, – ибо любили ее солдаты и казаки, – было продолжать работу.
Покинула графиня Бобринская фронт, и с ее отъездом опустился занавес после первого, ярко сыгранного, акта персидской поэмы.
Глава десятая
ТАБОР
Восемнадцатого июня турки остановились у Биссутуна, а двадцать пятого июля опять перешли в наступление. Пять недель они были в бездействии. Отдыхали, приводили себя в порядок и подтягивали помощь из тыла. Отдохнули и наши войска. Турок было впятеро больше нас. Баратов отдал приказ отходить. Очистили Сахне и Кянгавер, а двадцать шестого июля начались бои по всему фронту – протяжением в двести верст. Фронт этот начался от Керг-Абада, что против Сенне, продолжался далее на Ассад-Абадских высотах и оканчивался у Периспе, а на левом фланге оперировали, в указанных трех районах, конные отряды генерала Радаца, полковника Степчанского и партизаны Бичерахов. и Буруджира. Правым флангом – Курдистанским отрядом – командовал генерал граф Нирод.
Бои были ожесточенные и продолжительные. Особенно трудно было на флангах: из-за малочисленности конницы и бездорожья. Главный удар турки направили все же на наши главные силы. Исхан-паша отдал приказ раздавить нас. Казалось, уничтожив центральную группу русских, с флангами будет легко справиться…