Третьей сотни казачата Понеслися из-за круч.
Шапки белые мелькали,
Шашек острых виден блеск;
Кони добрые скакали,
Под собой взрывая снег.
Из селенья Кара-Кепри Пулеметы говорят...
Пули смертные несутся,
Но Лабинцам не вредят.
Нам дорогу преградила Крутобрежная река —
Лед кругом, вода в средине,
И крутые берега.
Кони быстро подобрались,
Подтянулись повода.
Миг — и сотня очутилась На другом краю села.
Быстро спешившись у рощи,
Обстреляли мы врага,
Коноводы на карьере Закидали повода.
Пулей хлопцы очутились На спине лихих коней, Шапки белые неслись
Между вражеских цепей. Солнце спряталось за горы, И поля закрыл покров...
ретья сотня возвращалась, ютеряв своих орлов®9
.В конце марта 1-й Лабинский полк отошел для отдыха на русскую территорию, в город Игдырь, что возле Арарата. После всех мытарств в «снеговых горах» Турции, измотанные походами и полуголодные, молодые офицеры кутили в армянской харчевне-гостинице. Бабиев вызвал песенников своей сотни, его избирают «тулумбашем». Он руководит весельем, следит за соблюдением полковых традиций, говорит тосты и заставляет говорить других. Без его разрешения никто не может сказать слова. Песни и лезгинка со стрельбой. После двенадцати ночи появляется комендантский адъютант и докладывает Бабиеву, как старшему в чине, что город «находится в прифронтовой полосе и всякий шум после 12 ночи воспрехцен». Бабиев резко реагирует на эти слова, адъютант обещал доложить коменданту гарнизона. Скоро прибыл сам комендант и потребовал прекратить кутеж и песни. Ему Бабиев ответил так же резко, как и адъютанту.
— Если вы не разойдетесь, то я вызову свою комендантскую роту и удалю вас силой, — реагировал комендант.
— Что? Вызовите комендантскую роту и нас, казаков, силою хотите удалить?! Нас, после всех тягот на фронте? Своей сотней я брал в плен батальон турок, а вы хотите запугать меня какой-то тыловой комендантской ротой! Вызывайте ее, а я вызову свою сотню, и тогда...
Кутеж все же пришлось прекратить и уйти. Дальше случилась новая неприятность — на улице он ранил кого-то из револьвера. Комендант Игдыря, связав все воедино, донес по начальству, что подъесаул Бабиев в прифронтовой полосе угрожал ему и комендантской роте, присоединив то, что случилось на улице700
.В августе 1916-го было дознание, а осенью — суд. В это время фамилия Бабиева отсутствует в журнале боевых действий полка, что за всю войну отмечается впервые. Хотя еще в июле читаем: «1-я, 2-я, 3-я и
4-я сотни под командой Войскового Старшины Абашкина наступают правым флангом на Казин... бой продолжался весь день. 14 июля взят Огнот, Подъесаул Бабиев ранен в живот и той же пулей в кисть руки. Контужены — Подъесаулы Подпорин и Баранов»701
.В конце августа — начале сентября он внезапно появился в Са-рыкамыше у офицеров 1-го Кавказского полка: Елисеева, Кулабухо-ва и других. В полку Бабиева любили и считали как бы своим. Он был очень возбужден и как будто хотел от чего-то отрешиться, забыться весельем.
Дружеский обед в гостинице, настоящий казачий борщ с помидорами, как украшение стола и главное блюдо. Когда командир Кавказцев полковник Мистулов, все войсковые старшины и есаулы отбыли отдыхать, полковая молодежь — сплошь подъесаулы и сотники — продолжила веселье вместе с Бабиевым. Николай хотя и старший подъесаул среди молодежи, но он гость и не он распоряжался за столом 1-го Кавказского полка.
Тогда, вспоминал Ф.И. Елисеев, «чувство такта среди нас было очень сильно развито. Старший по выпуску иль баллу являлся старшим всегда и везде. И в случае чего — он мог и приказать. Старше меня по выпуску Кулабухов. ...В собрании, в ресторане, в гостях иль за столом — он был признан неизменно старшим всех нас»702
.Сюда же пожаловали и офицеры Сибирской Отдельной казачьей бригады — соратники Кавказцев и Лабинцев по Турецкому фронту.
«Вино лилось... шли тост за тостом. Казалось, им не будет конца. Бабиев стал тяготиться и тостами, и вином, и бездеятельностью, Без песен и лезгинки веселье не было для него весельем. В таких случаях он должен двигаться, петь песни, танцевать лезгинку... Толкая в бок, тихо говорит:
— Давай вдарим лезгинку, чтобы показать ее Сибирцам,., но ты выскакивай первым, а потом приглашай меня и мы пойдем на пару...
Не буду описывать, как мы провели ее с Бабиевым. Хлопанье в ладони, выкрики, дикий «бум» заразили сибирских казаков.
— Казачка-а! Казачка-а! — закричали Сибирцы.
И понеслись они по очереди, по два, в свой танец, выбивая такт, притоптывая и переходя в присядку.
Ревнивый, самолюбивый, задористый Бабиев не утерпел. Он уже подоткнул полы черкески за пояс, бросил свою небольшую папаху на затылок, засучил рукава черкески и своим вызывающим видом и красными диагоналевыми широкими бриджами с серебряным галуном — просился «в бой казачьих танцев»...703