Наш местный консул Г.Вл. О-ко успокаивал начальника отряда, объясняя закрытие лавок и базаров якобы наступившим праздником байрама, но на самом деле базары и лавки закрыты были неспроста. Так, уже за несколько дней до прихода в Казвин 1-й сотни Гребенцов все лавки и базары по настоятельному требованию главарей дашнак-цутюнского комитета были закрыты, а один из торговцев персов, не пожелавший подчиниться этому требованию, был убит террористами. С приходом же в город частей отряда по улицам начались манифестации и траурные процессии. Ежедневно то там, то здесь можно было встретить толпу персов и даже детей, одетых в белые передники с черными флагами в руках. Эти манифестанты, предводительствуемые главарями, расхаживая по улицам, пели патриотические песни, означавшие в переводе: «смерть нам, правоверным, если не умрут русские гяуры», т. е., другими словами, на улицах открыто проповедовалось избиение русского отряда.
Пришедшие в Казвин части нашего отряда не обращали на эти манифестации никакого внимания, никого не затрагивали, а были только, что называется, начеку, в постоянной боевой готовности, и все обошлось благополучно.
Местные жители, убедившись, что русские их не трогают, со всеми обходятся ласково и за все щедро расплачиваются, постепенно стали относиться к отряду более доверчиво, Базары и лавки открылись, и персы кусали, как говорится, локоть, что потерпели поначалу большие убытки, прекратив торговлю, тогда как все армянские лавки торговали все время очень бойко,
Чтобы наверстать барыши, местные торговцы сразу повысили цены на все товары; так, например, сахар с 9 копеек поднялся до 17 копеек, хлеб до 12 копеек за фунт, дрова до 45 — 50 копеек за пуд, а сухие до 60 копеек. При этом персы с большой охотой принимали русские деньги, а в особенности бумажные. Специалисты менялы ходили по дворам и предлагали свои услуги по размену денег, давая на русский рубль 12—14 шай барыша. О коврах, джи-джиме и шелке нечего и говорить — этот товар многими охотниками новичками покупался втридорога...
2- го декабря начальник отряда объявил командиру Гребенского полка, что на завтра назначено выступление одной сотни с 2 пулеметами в город Хамадан, а также сообщил, что из России идут на присоединение к полку остальные две сотни — 4-я и 6-я
До 8-го декабря, когда истекал срок на получение ответа от персидского правительства на наш ультиматум, отряду дан был полный отдых. За будущее поручиться было нельзя, а потому отряду приказано было пока не устраиваться очень прочно и быть в полной готовности к выступлению из Казвина, тем более что, по имевшимся сведениям, в тылу — в Реште и Энзели — было неспокойно.
При спешном марше отряда в Казвин, что называется налегке, части оставили в Реште и Энзели запас патронов, сухарей и все лишнее имущество, за которыми теперь и приходилось посылать, чтобы подвезти все к новой базе. У Гребенцов там было оставлено: патроны, сухари, запас подков и прочее, а потому пришлось командировать за ними в Энзели особого офицера с соответствующим конвоем.
3- го декабря, в 9 часов утра, 1-я Гребенская сотня, усиленная учебной командой и 2 пулеметами, спешно выступила в Хамадан. Начавшийся еще с вечера 2-го числа мокрый снег шел не переставая, и за сутки его подсыпало больше пол-аршина. Это обстоятельство крайне затрудняло движение сотни, а в особенности ее колесный обоз — походную кухню и арбу с офицерскими вещами.
В предписании о командировании сотни было сказано: «...Сотня должна прибыть в Хамадан возможно скорее для предотвращения мо-
гущих вспыхнуть там беспорядков и для обеспечения жизни и имущества русскоподданных в этом городе»...
Впоследствии оказалось, что местное население Хамадана, возбуждаемое теми же злонамеренными дашнакцутюнами и муллами против русского отряда, распространявшими о наших войсках нелепые слухи, волновалось; поэтому с часу на час можно было ожидать народного волнения и опасаться за спокойствие в городе, а равно и за целость нашего тамошнего отделения банка.
Надо было во что бы то ни стало спешить, и сотня спешила. Так, в первый же день она совершила переход до станции Новенд в 56 верст, во второй день 54 версты, а на пятый — 7-го декабря, в 2 часа дня, была уже в Хамадане, сделав в четыре с лишком дня 218 верст без дневок по крайне трудной, занесенной снегом дороге. Ни отсталых, ни больных не было. А между тем сотне пришлось преодолеть у селения Аве трудный горный Султан-Булагский перевал в 7182 фута высотою, на котором была уже настоящая русская зима с глубоким снегом. Шоссе было занесено снегом в рост человека, а потому сотне пришлось пробиваться через перевал в один конь гуськом; кухня и арба были насколько возможно облегчены и с трудом тянулись сзади на лямках.