Казан

Она протянула к нему руку. У Казана задрожали все мускулы. Он придвинулся к ней на один-два дюйма. В её глазах и на лице засветился знакомый ему свет и появилось выражение любви и нежности, которые он знал раньше у другой такой же женщины с такими же волосами и лучистыми глазами, которая уже однажды вторглась в его жизнь. И недавно проехала мимо.

– Иди же! – шептала она, заметив, что он немножко придвинулся, и склонилась к нему ещё ближе, ещё дальше протянула руку и наконец коснулась его головы.

Пьер стоял на корточках рядом с ней. Он что-то предложил ему, и Казан узнал по запаху, что это было мясо. Но именно рука этой молодой женщины приводила его в трепет, и когда она наконец откинулась назад и поманила его за собой, то он с трудом прополз за ней по снегу с один или два фута. И только теперь молодая женщина заметила, что у него была изуродована нога. В один момент она забыла всякую осторожность и подсела к нему вплотную.

– Он не может ходить! – воскликнула она с внезапной дрожью в голосе. – Посмотри, папа! Как он ужасно искусан! Понесём его к себе!

– Я уже думал об этом, – ответил Радисон. – Поэтому-то я и захватил с собою вот эту подстилку. Но что это? Слушай!

Из лесной темноты вдруг послышался низкий, жалобный вой.

Казан поднял голову и таким же жалобным плачем ответил на этот вой. Это звала его Серая волчица.

Было положительно чудом, что Радисон смог завернуть Казана в подстилку и донести его до места своей стоянки без малейшей борьбы и укусов. Было совершеннейшим чудом, что он смог выполнить это с помощью Иоанны, которая несла Казана за другой конец подстилки, всё время держа руку на его лохматой спине. Они положили его у самого костра, а минуту спустя человек принес тёплой воды и смыл запёкшуюся кровь с его искусанной ноги, а затем положил на неё что-то мягкое, тёплое и ласковое и под конец всю её забинтовал.

Всё это было странно и ново для Казана. Руки Пьера касались его головы так же, как и руки молодой женщины. Этот же человек принёс ему и каши с салом и заставлял его есть, в то время как Иоанна сидела тут же на корточках и, подперев руками подбородок, смотрела на собаку и заговаривала с ней. А когда всё было устроено и все перестали друг друга бояться, то Казан услышал странный плач, раздавшийся вдруг из мехового свёртка, лежавшего на санях, и он с удивлением вздёрнул голову кверху.

Иоанна заметила это его движение и услышала, как он ответил на этот плач ребёнка слабым подвыванием. Она быстро подошла к свёртку, заворковала и заговорила с ним, а затем взяла его на руки, откинула назад рысью шкуру и поднесла к Казану. Он никогда ещё не видел ребёнка, и Иоанна протянула его к самому его носу, так что он мог отлично разглядеть это удивительное создание. Ребёнок смело повернул к нему своё розовое личико, замахал кулачками, взвизгнул и вдруг замолотил ручками и ножками от радости и удовольствия. От этих звуков Казан совсем размяк и потянулся к ногам молодой женщины.

– Смотри, ему понравился ребёнок! – воскликнула она. – Давай, папа, дадим имя этой собаке! Какое бы придумать?

– Подождём до утра, – ответил отец. – Уже поздно, Иоанна. Иди в палатку и усни. Теперь у нас уже нет больше собак и мы должны путешествовать пешком. Поэтому необходимо завтра встать пораньше.

У самого входа в палатку Иоанна обернулась.

– Он прибежал вместе с волками, – сказала она. – Давай назовём его Бирюком!

И, держа на одной руке маленькую Иоанну, она протянула другую к Казану.

– Бирюк! Бирюк! – позвала она.

Казан повернул к ней глаза. Он знал, что она обращалась к нему, и сам сделал попытку подползти к ней.

Ещё долгое время после того, как она вошла в палатку, старый Пьер Радисон сидел на краю саней, смотрел на огонь, и Казан лежал у его ног. Внезапно тишина была снова нарушена жалобным воем Серой волчицы, донёсшимся из леса. Казан поднял голову и заскулил.

– Это она тебя зовёт, приятель, – сказал Пьер, поняв, в чём дело.

Он закашлялся и прижал руку к груди, к тому месту, где у него внутри болело.

– Застудил лёгкое, – сказал он Казану. – Ещё в молодости, как-то зимою, на озере Фонд. Думали, что вовремя доберёмся домой на собаках, и вот…

В одиночестве и пустоте громадных северных пространств каждый человек ищет, с кем бы поговорить. Казан лежал, высоко подняв голову и широко раскрыв глаза, и потому Пьер и стал с ним разговаривать.

– Нам придётся доставить их домой, – говорил он, – и теперь это должны сделать только я да ты.

Он затеребил себе бороду и вдруг сжал кулаки. Его глубокий, мучительный кашель снова заставил его скрючиться.

– Домой! Пора! – застонал он, поглаживая себе грудь. – Ещё восемьдесят миль прямо к северу, к Чорчиллю, – и я так молил Бога, чтобы мы успели добраться туда на собаках раньше, чем лопнут мои лёгкие!