Казан

Никогда ещё ужас одиночества и слепоты не дали так почувствовать себя Серой волчице, как в те дни, которые последовали за выстрелом в Казана и за пленением его Санди Мак-Триггером. Целые часы она пролежала под кустом вдали от реки, ожидая, что вот-вот он к ней придёт. Она верила, что он прибежит к ней, как прибегал уже и тысячи раз пред этим, и она лежала на животе, нюхала воздух и скулила, когда ветер не приносил ей его запаха. День и ночь прошли для неё точно в бесконечном хаосе темноты, но она знала, когда зашло солнце. Она знала, что густые вечерние тени уже потянулись по земле, и поняла, что должны были уже взойти звёзды на небе и река осветиться от сияния луны. Наступала ночь, и, значит, можно было отправиться бродить, и спустя некоторое время, полная беспокойства, она стала делать по равнине небольшие круги и в первый раз позвала к себе Казана. От реки донёсся до неё едкий запах дыма и огня. Она инстинктивно догадалась, что именно этот дым и около него человек отняли у неё Казана. Но кругов она не сокращала и не подходила ближе, чем был её первый круг. Слепота научила её ждать. С самого того дня на Солнечной Скале, когда рысь выцарапала ей глаза, Казан ни разу не обманул её ожиданий. И она три раза позвала его в самом начале ночи. Затем она устроила себе гнездо в прибрежном кустарнике и прождала до рассвета.

Как она узнала, что наступила ночь, так же точно она догадалась, что наступил уже и день. Как только она почувствовала на своей спине теплоту солнца, так тотчас же беспокойство пересилило в ней всю её осторожность. Потихоньку она отправилась к реке, нюхая воздух и скуля. В воздухе уже не пахло больше дымом, не могла она уловить в нём и запаха человека. По своему же собственному вчерашнему следу она спустилась к песчаной отмели и в чаще густого кустарника, свесившегося над береговым песком, остановилась и стала прислушиваться. Через несколько времени она спустилась ниже и дошла прямо до самого того места, где она с Казаном лакала воду, когда грянул выстрел. И здесь её нос упёрся в песок, который был ещё влажен и густо пропитан кровью Казана. Она поняла, что это была кровь именно её друга, потому что всюду здесь на песке пахло им одним да человеком, который был Санди Мак-Триггером. Она дошла и до следа, который остался после всего его тела, когда его волочил Санди по берегу до лодки. Нашла она и то бревно, к которому он был привязан. Набрела она и на палки, которыми, в помощь дубине, два или три раза колотил Санди раненого Казана. Они были в крови и в шерсти, – и Серая волчица тотчас же села на задние лапы, подняла слепую морду к небу, и вдруг из её горла вырвался крик, который понёсся на крыльях южного ветра за целые мили вперёд к Казану. Никогда ещё не кричала так раньше Серая волчица. Это не был зов, которым в лунные ночи волки сзывают волков, не был это и охотничий крик; это был вопль волчицы к своему супругу. В нём слышалось оплакивание покойника. И после одного только этого крика Серая волчица забралась обратно в береговые кустарники и там пролежала всё время мордой к реке.

Странный ужас напал на неё. Она уже давно привыкла к темноте, но ни одного ещё раза она не была во мраке одна. Всегда при ней был её вожак – Казан. До неё доносилось кудахтанье водяной курочки где-то недалеко, тут же в кустарнике, а ей казалось, что оно было где-то чуть не на том свете. Полевая мышь пробралась в траве у самой её передней лапы, и она бросилась на неё, но в слепоте вонзила зубы в камень. Плечи у неё дрожали, и вся она трепетала, точно от невыносимого холода. Она пугалась теперь темноты, которая скрывала от неё внешний мир, и она тёрла себе лапами глаза, точно могла этим открыть их для света. Перед вечером она опять отправилась на равнину. Она вдруг как-то вся для неё переменилась. Она испугала её, и Серая волчица тотчас опять побежала к реке и там прикорнула под бревном в том самом месте, где лежал Казан. Здесь ей было не так страшно. Запах от Казана всё ещё здесь держался, и она чуяла его. Целый час она пролежала неподвижно, держа голову на палке, покрытой его кровью и его шерстью. Ночь застала её всё ещё здесь. А когда взошла луна и зажглись на небе звёзды, то она свернулась калачиком в той самой ямке на песке, которую вырыл для себя Казан.