Казан

На рассвете она спустилась к реке, чтобы попить. Она не могла видеть, что день потемнел, как ночь, и что на небе был целый хаос из мрачных туч, предвещавших бурю. Но она чуяла её наступление по отяжелевшему воздуху и даже могла чувствовать острые вспышки молний, надвигавшихся вместе с густыми тучами с северо-запада. Отдалённые раскаты грома становились всё громче, и она заторопилась обратно под бревно. Целые часы буря ревела над ней и дождь лил как из ведра. А когда всё это прекратилось, то она вылезла из своего убежища с таким видом, точно её избили. Напрасно она искала теперь хоть малейшего запаха после Казана. Даже палка омылась и была теперь чиста. На том месте, где оставалась кровь Казана, теперь лежал чистый песок. Даже на самом бревне не осталось никаких о нём воспоминаний.

До сих пор Серую волчицу угнетал только один страх остаться одинокой в окружавшей её непроглядной тьме. Теперь, с полудня, к ней пришёл ещё и голод. Этот самый голод заставил её расстаться с берегом и отправиться снова бродить по равнине. Несколько раз она чуяла присутствие дичи, и всякий раз дичь ускользала от неё. Даже полевая мышь, которую она загнала под выступивший из-под земли корень и прижала лапой, всё-таки убежала из-под самых её зубов.

Тридцать шесть часов тому назад Казан и Серая волчица оставили недоеденной целую половину своей последней добычи за милю или за две отсюда. И Серая волчица побежала в том направлении. Ей не требовалось зрения, чтобы найти эту добычу. В ней до высшей своей точки было развито то шестое чувство в мире животных, которое называется чувство ориентации, и подобно тому, как почтовый голубь возвращается к себе домой по прямому направлению, – и она напрямик бежала через кустарники и болота к тому самому месту, где находилась эта недоеденная добыча. Раньше её здесь побывал уже песец, и она нашла только одну шерсть да кожу. А то, что оставил песец, растаскали хищные птицы. Так голодная Серая волчица и вернулась обратно к реке ни с чем.

Эту ночь она спала опять на том же самом месте, на котором лежал Казан, и три раза звала его, но не получила ответа. Сильная роса выпала за ночь и ещё основательнее уничтожила на песке последние признаки её друга. На четвёртый день её голод достиг таких размеров, что она стала обгладывать с кустов кору. В этот же день она набрела и на находку. Она лакала воду, когда её чуткий нос коснулся в воде чего-то гладкого, имевшего отдалённый запах мяса. Это была большая северная речная устрица. Она выгребла её лапой на берег и понюхала твёрдую скорлупу. Затем раскусила её. Никогда она ещё не ела более вкусной пищи, как то, что оказалось внутри этой раковины, – и тогда она принялась за ловлю этих устриц. Ей удалось найти их много, и она ела их до тех пор, пока не насытилась. Целых три дня она прожила здесь на берегу. А затем, в одну из ночей, до неё донёсся зов. Она задрожала от странного, нового для неё возбуждения, показавшегося ей неожиданной надеждой, и нервно забегала взад и вперёд по узкой полоске берега, ярко освещённого луной, внюхиваясь то в север, то в юг, то в восток, то в запад, точно в лёгком ночном ветерке хотела по шёпоту определить знакомый голос. И то, что вдруг осенило её, пришло к ней с северо-востока. Там, далеко, по ту сторону Барренса, далеко за северной границей лесов, находился её дом. Своим диким инстинктом она чуяла, что только там она сможет найти Казана. Этот внутренний зов, который вдруг пробудил её, пришёл к ней не от логовища под валежником на болоте. Он пришёл к ней из отдалённого далёка, и, как молниеносное видение, перед её слепыми очами вдруг предстала крупная Солнечная Скала и спиральная тропинка, которая вела к её вершине. Именно там она приобрела эту слепоту. Именно там для неё кончился день и началась вечная ночь. Там же она испытала в первый раз счастье материнства. Природа так зарегистрировала все эти события в её памяти, что она никогда не могла о них позабыть, и когда она вдруг услышала внутри себя зов, то ей показалось, что он исходил от того самого залитого солнцем места, где она в последний раз видела свет и жизнь и где в ночных небесах для неё в последний раз светили звёзды и луна.

И она ответила на этот зов. Оставив за собой реку и её дары, она побежала напрямик навстречу темноте и голоду, больше уже не боясь ни смерти, ни мрака, ни пустоты внешнего мира, который всё равно она не могла уже видеть; там, далеко впереди, за двести миль отсюда, она будет чуять и осязать Солнечную Скалу, извилистую тропинку, гнездо между двух больших камней, в котором родились её первые щенки, и… Казана!

Глава XXIV Как Санди Мак-Триггер нашёл свой конец