Казан

На рассвете он уже добрался до реки и находился всего только в трёх милях от песчаной отмели. Не взошло ещё и солнце, как он уже стоял на том самом месте, на котором когда-то лакал вместе с волчицей воду. В ожидании и с полным доверием он стал озираться по сторонам, не увидит ли где-нибудь Серую волчицу, и при этом скулил и вилял хвостом. Затем он стал принюхиваться к её запаху, но дожди уже давно смыли с песка её следы. Весь этот день он проискал её вдоль берега и на равнине. Побежал потом к тому месту, на котором в последний раз они оба загрызли свою добычу. Обнюхал все кусты, на которые когда-то были нацеплены отравленные приманки. То и дело он садился на задние лапы и посылал ей свой товарищеский призывный крик… И медленно и постепенно, когда он делал всё это, мать-Природа совершала над ним своё чудо, которое индейцы называют на своём языке «зовом духа».

Как этот «зов духа» работал перед этим и над Серой волчицей, так стал теперь волновать кровь и в Казане. С заходом солнца и с наступлением вокруг него ночи с её глубокими тенями он всё чаще и чаще стал оборачиваться на юго-восток. Весь его мир заключался в тех следах, по которым он охотился. Вне этих мест для него не существовало ничего. Но центром этого мира, такого ограниченного для его понимания, была Серая волчица. Он не мог лишиться её. Этот мир, по его понятиям, простирался от Мак-Ферлана вдоль узенькой тропинки через леса, равнины к маленькой долине, из которой их обоих выгнали бобры. Если Серой волчицы нет здесь, то она непременно должна быть там, – и, не чуя усталости, он возобновил поиски.

Голод и утомление остановили его не раньше, чем стали гаснуть звёзды и место ночи стал занимать серый день. Он загрыз кролика, поел его, лёг около останков и поспал. Затем отправился далее. На четвёртую ночь он добрался наконец до долинки между двух скалистых кряжей, и при свете звёзд, более ярких здесь благодаря осенней поре, чем где бы то ни было ещё, вдоль ручья направился к своему прежнему жилищу на болоте. Был уже день, когда он добрался до разлива, устроенного бобрами, который теперь окружал логовище под валежником уже со всех сторон. Сломанный Зуб и другие его бобры внесли большие перемены в то место, где был дом его и Серой волчицы, и несколько минут Казан простоял неподвижно и молча у края разлива и нюхал воздух, отяжелевший от неприятного запаха, исходившего от бобров. До сих пор его дух оставался несокрушимым. Весь этот день он провёл в поисках. Но Серой волчицы не оказалось нигде.

Медленно природа опять принялась за свою работу над Казаном и внушала ему, что её здесь нет. Она исчезла из его мира и жизни, и его всего охватили одиночество и тоска, настолько великие, что лес стал казаться ему чуждым, а тишина пустыни чем-то угнетавшим и страшным. И опять собака стала пересиливать в нём волка. Благодаря Серой волчице он научился ценить свободу. Без неё же весь свободный мир вдруг стал казаться ему таким необъятным, таким чуждым и пустым, что это даже испугало его. Поздно вечером он набрёл на кучку осколков от раковин, которые валялись на берегу реки. Он понюхал их, перевернул, ушёл, возвратился обратно и опять понюхал. Это было то место, где Серая волчица в последний раз поела на болоте перед своим уходом на юг. Но запах, который остался от неё, уже выдохся настолько, что Казан не мог хорошо уловить его и побежал далее во второй раз. На ночь он забрался под бревно и заставил себя заснуть. Но в полночь в своём беспокойном сне так разнервничался, как ребёнок. И день за днём, ночь за ночью он жалким созданием стал проводить на этом болоте, оплакивая то существо, которое вывело его из хаоса мрака к свету, которое открыло для него весь мир и которое, уйдя от него, лишило его всего того, чего само было лишено благодаря своей слепоте. А затем он помчался к хижине, где жила Иоанна и с нею её ребёнок и муж.

Быть может, там ещё остался их запах.

Глава XXVI Зов Солнечной Скалы