Казань (СИ)

– Сей же час смотр гвардейским войскам на Марсовом поле и на Москву. Оттуда через Нижний на Казань. К весне выбьем самозванца из города, казним мятежников.

– Бибиков уже пробовал.

– У него было мало войск.

– А до него Кар.

– А этот и вовсе трус и предатель!

– Гриша, только что курьер приходил. Пугачевцы взяли Самару.

В кабинете воцарилось тяжелое молчание.

– Я решила возвернуть половину второй южной армии обратно – Екатерина показала Орлову недописанное письмо – Крым уж очищен от татар… посему…

– Надо учинять новые мирные договоры с османами – мрачно произнес Орлов – Одной 2-й армией мы не обойдемся. Ежели взята Казань и Оренбург – Сибирь також падет.

– С кем учинять? – резко произнесла императрица, припудривая нос – Мустафа III при смерти. Ему наследует Абдул-Хамид. Он десять лет был в затворниках во дворце. Тихий, богобоязненный, говорят умом тронутый.

– Прямо как царевич Иоанн Антонович – тихо произнес Орлов, но Екатерина услышала.

– Я же запретила упоминать его имя!

– На каждый роток не накинешь платок – пожал плечами граф – Сама про грехи наши заговорила.

– Искупим! Клянусь, ежели свернем голову маркизу – построю сто церквей по всей Руси.

– Двести – иронично произнес Орлов – Надо договариваться с пашами и визирями. Они сейчас в Османской империи все решают.

– Долго – отмахнулась Екатерина – Пока будем сносится – падет Нижний и Москва. Князь Волконский так бунтовщиков и не унял – заперся в Кремле, шлет депеши. Езжай Гришенька в Первопрестольную. Бери полки и езжай. И Павла возьми с собой.

– Павла??

– Надо бы его от Паниных оторвать. Вьются коршуны – Екатерина отбросила пудренницу – Нашептывают. Низложить меня хотят. И Павла на царство объявить.

– Бл…жьи дети! – выругался Орлов – Кто сие доложил?

– Новый обер-секретарь Тайной экспедиции. Я назначила Суворова.

– Генерал-майора? Александра Васильевича?? Румянцев на него жалуется, своеволен.

– Нет, отца его, Василия Ивановича. Старик суров, был сибирским губернатором. Кому как не ему знать чаяния казачков… – императрица тяжело вздохнула – Эх, как же не хватает Степана Ивановича. Значть бы чем этого волка Пугачев приманил.

– Шешковский, паскуда – опять заругался граф – Лично удавлю ежели поймаю.

– Езжай, Гришенька – 2-я армия будет выходить из крымских пределов дай бог к лету. На тебя, да на гвардейцев вся надежда.

– Не подведут. Но на всякий случай отзови полки из Польши. Смирно там, а оставлять Питер без войск…

Екатерина согласно кивнула, взяла Орлова за руку:

– Задавишь ребеленов – станешь вместо Чернышева.

Граф мстительно улыбнулся. Занять вакансию главы военной коллегии – была его мечтой.

– Иная награда меня манит! – Орлов возбужденно посмотрел на Екатерину. Перевел взгляд на ее шею, грудь.

– Все получишь! – твердо ответила императрица – Торопись!

* * *

Ранним вечером дорога скрипит снегом. По ней идет к родной деревне Левашовке веселыми тульскими местами звенигородского полку унтер-офицер Николай Куропаткин.

Уволен в чистую – ему ведь под Шумлой оторвало ногу по колено османским ядром. Теперь там деревяшка, проваливающаяся в снег.

Идет Куропатки бойко, на костыль опирается. Как положено – кафтан зеленый, епанча серая, у костров сзади прожженная; за плечами мешок. В мешке – гостинцы родне в Левашовке.

Вот уж видать господский дом встал на горке, за парком. Сквозь облетевшие липы да березы от вечернего солнца горят его окна… Маковки берез тоже горят и крест на колокольне церковной. На войне – пушки, гром, крики…А тут тишина, покой. Поля белеют, березки гнутся под ветром, ветками длинными качают, словно здороваются.

Спустился Куропаткин с горки, под горкой деревня – тут же темно, холодно. Ветер так и завывает… Идет унтер-офицер, а позади ребятишки бегут, дивятся: что за человек? Сколько лет прошло, позабыли. Да и малышня новая народилась.

Постучал Николай в окошко родной избы, отодвинулось окно. Старушка смотрит оттуда в повойнике, беззубым ртом шевелит, жует:

– Чего тебе, служивый?

– Мамушка, родная, неужель не признала??

Вытянулся Куропаткин во фрунт, треуголку снял, костыль отставил – одна нога только у него ровно у петуха – подшиблена. Стоит бодро.

– Унтер-офицер Николай Куропаткин представляется матери родной по случаю прибытия домой со славной войны. Честь имею явиться с царской службы. Вот он я!

– Коленька, чадушко родное! Болезный мой! Да что ж это у тебя ножка-то? Об одной ноге ты, что ли? Ай-ай-ай!

Спешит старая из избы, ноги подкашиваются, слезы льются, сына обнимает, целует…

– Ах ты несчастный какой… Господи-батюшка!

– Никак нет, счастливый я, матушка, – голову-то домой принес… А сколько там нашего брата полегло… Не счесть. А батюшка где?

Сказал да примолк.

Втихую облилась слезами старая, рукой глаза прикрыла, на церкву машет.

– Там, давно там, родимый… Отмучился… На погосте лежит. А вон брат Зиновей с вырубки идет… Да и Ульянушка, твоя женка-то, с с бабами бежит…