Казанова

Три-четыре дня спустя Джордж Кейт сообщил ему, что он понравился королю и что его величество подумывает найти ему применение. Обещание самое смутное, наверняка пустое, которое, конечно, не успокоило тревоги Джакомо, усталого и разбитого, которому все больше хочется где-нибудь утвердиться. Через пять-шесть недель после аудиенции тот же Кейт сообщил ему, что Фридрих II предоставляет ему место гувернера, то есть наставника в новом кадетском корпусе для благородных померанцев, который он только что учредил. На пятнадцать воспитанников будет пять гувернеров, каждый получит под свою ответственность троих. Шестьсот экю жалованья, плюс стол и кров. Сущие гроши! Предложение нелепое и экстравагантное, и униженный Казанова вынужден признать, что он в глазах государя ничтожество. Ему стало еще хуже, когда он увидел жалкое жилище пятнадцати дворян – «три-четыре залы почти без мебели», мрачные спальни, и с ужасом убедился, что кадеты из хороших семей – на самом деле грубые мужицкие дети. Лучше поискать счастья в другом месте. Никаких сомнений: он уже подумывает о России и Екатерине II. Вновь посетив Потсдам в обществе друга-венецианца, барона Бодиссони, который хочет продать его величеству картину Андреа дель Сарто, Казанова опять встретился с Фридрихом II, который спросил, когда он намерен отправиться в Санкт-Петербург и рекомендован ли он императрице. «Нет, сир. У меня есть рекомендация только к банкиру. – По правде сказать, это много лучше. Коли будете возвращаться тем же путем, рад буду узнать от вас о тамошних новостях» (III, 365). Хотя Джакомо Казанова и встречался с великими людьми своего времени, приходится признать, что в его беседах с ними нет ничего исторического, поскольку в конечном счете он был лишь одним из множества просителей, которых целыми днями принимают королевские величества. Во всяком случае, с надеждами на Пруссию было покончено, хотя Берлин очень нравился Казанове. Но тогда он был разочарован и удручен.

В середине сентября 1764 года Казанова уехал из Берлина. Первая остановка в Митаве, где он снова попытал счастья. На ужине при дворе Эрнста Иоганна Бирона, герцога Курляндского, на который он был приглашен, разговор зашел об огромных богатствах, скрытых в недрах страны. Казанова очертя голову ринулся в ученые рассуждения о минералогии и экономике. Его воодушевление могло сравниться лишь с его полным невежеством в этом вопросе. Но он говорил столь красноречиво и убедительно, что его приняли за настоящего знатока геологии. Герцог попросил его проинспектировать горнодобывающие предприятия и письменно изложить свои наблюдения и замечания. За этот дилетантский труд ему все же было уплачено вознаграждение в четыре сотни талеров, что для него тогда было важнее всего. По правде говоря, чудесная способность Казановы говорить обо всем и неважно что, слыть специалистом в любой отрасли человеческого знания всегда меня восхищала. Нужно все-таки обладать большим талантом и апломбом, чтобы этого добиваться. Джакомо, конечно, был паразитом, но гениальным.

Следующая остановка – в Риге, где он пробыл до 15 декабря, настолько хорошо его принимал князь Карл фон Бирхен[85]. Около 21 декабря он наконец прибыл в Санкт– Петербург, где поселился на Миллионной улице. В самый день приезда домовладелец его предупредил, что в тот же вечер при дворе будет бесплатный маскарад на пять тысяч человек и на шестьдесят часов. «Эта деталь точна и подтверждается письмом британского посла, сэра Джорджа Макартни, который писал в феврале 1766 года, что балы-маскарады во дворце с бесплатным входом были открыты для всех, кто мог раздобыть себе входной билет, получаемый без труда пятью-шестью тысячами человек, которые обыкновенно на них присутствовали», – сообщает Ривз Чайлдс. Хозяин дал ему требуемый билет, и Казанова отправился на бал в домино и в маске. Радость, свобода, роскошь и свечи. Все великолепно, прекрасно и достойно восхищения. Первое впечатление от России – самое благоприятное.

На протяжении всего рассказа о пребывании Казановы в России читатель непременно будет поражен тем, до какой степени он более документален, нежели субъективен. Когда Казанова отправляется в Москву, то совершает попросту туристическую экскурсию, увидев за неделю все, что там можно посмотреть: «заводы, церкви, старые постройки, кабинеты естественной истории, библиотеки, которые меня не интересовали, знаменитый колокол, и я заметил, что у них колокола не раскачиваются, как у нас, а подвешиваются. Звонят, дергая за веревку, привязанную к языку. Женщины в Москве показались мне привлекательнее, чем в Петербурге. Они мягкого нрава и очень доступны… Что касается еды, то там она изобильна и груба» (III, 413). Дорожный дневник, живописный и описательный, интереснее рассказа о его собственных приключениях. Путешественник живо интересуется обычаями старой Руси, наверное, потому, что с ним самим не случается ничего примечательного. Чем больше ему лет, чем меньше места в книге отводится его особе.