Казанова

Надо сказать, что Казанова не в лучшей форме. «Меня почитали счастливым, и мне нравилось казаться таковым, однако я им не был» (III, 415). Дела Казановы в корне нехороши, и ему плохо в России. Во-первых, повсеместное использование немецкого языка, который он с трудом понимает, создает для него трудности. Но помимо этого его серьезно тревожит состояние его здоровья. Со времени заключения в Пьомби он страдает страшными геморроидальными коликами, которые привели к образованию фистулы. В плане финансов дела также не блестящи. После Англии и Шарпийон он на мели. Прежде чем покинуть Берлин, он написал г-ну Брагадину, чтобы тот раздобыл для него рекомендацию к петербургскому банкиру, который выплачивал бы ему ежемесячно сумму, необходимую для безбедного проживания. Напрасно он трудился, составляя различные донесения и записки по разным предметам – никакой оказии ему не представилось. В сердечном плане, вернее, в плане секса, Казанове тоже нечем гордиться. За сто рублей он купил девственность тринадцатилетней девочки, простой крестьянки, которая покорила его своей удивительной красотой. По просьбе ее отца, который хотел, чтобы сделка была честной, ему пришлось проверить, просунув руку ей между ног, что она нетронута. Он поселил ее у себя. Назвал Заирой. Чтобы она была покладистой, он не колеблясь бил ее, когда в том появлялась необходимость. Эта почти супружеская связь не мешала ему заводить более распутные и менее продажные интрижки. Хотя «распутные» в данном случае – слишком громкое слово, как подчеркивает Ф. Марсо по поводу записки, посланной Джакомо одной парижской актрисе, Варвиль: «Я бы хотел, мадам, завязать с вами роман. Вы внушили мне желания, которые причиняют мне неудобство, и я призываю вас их усмирить. Прошу вас отужинать со мной, желая знать заранее, во сколько мне это обойдется. Поскольку в следующем месяце я должен уехать в Варшаву, предлагаю вам место в моем дормезе, которое не будет стоить вам ничего, кроме неудобства спать рядом со мной. Я знаю способ добыть вам паспорт» (III, 433).

Любопытная попытка обольщения, в которой распутник проявляет удивительную коммерческую хватку: скажите, во сколько обойдется мне ужин. Вероятно, это надо понимать более в сексуальном, нежели в чисто финансовом смысле, но все-таки! Какая мрачная торгашеская двусмысленность в формулировке! Во всяком случае, взамен вы получите бесплатный проезд. Это уже не желание, а бартер. Куда же девалось безумное расточительство, неистощимая щедрость Казановы, как финансовая, так и сексуальная, ведь раньше он стал бы презирать себя, если бы хоть на секунду принялся строить расчеты в какой бы то ни было области? Да, «это все еще Казанова, но давший усадку, съежившись от непогоды, Казанова, становящийся стариком»[86],– пишет Ф. Марсо. И Вальвиль не строит иллюзий, отвечая ему, что сегодня вечером для него будет приготовлен ужин и что «мы после поторгуемся о том, что за ним последует» (III, 433). На сей раз распутство превращается в коммерцию в самом торгашеском смысле этого слова.

Однако глубокая печаль не мешает ему быстро втереться в высшее общество. В очередной раз способности к адаптации позволяют ему быть принятым многими выдающимися особами. Он становится другом Степана Степановича Зиновьева, камергера и будущего российского посла в Испании. Завязывает отношения с Семеном Кирилловичем Нарышкиным, главным ловчим и мужем знаменитой Марии Павловны, славившейся своей любовью к галантным приключениям, с Адамом Васильевичем Олсуфьевым, управляющим кабинетом Ее Величества и одним из близких соратников императрицы, с Петром Ивановичем Мелиссино, создателем российской артиллерии, с княгиней Дашковой, участвовавшей в заговоре против Петра III, и с Никитой Ивановичем Паниным, игравшим важную роль в правительстве.