Казанова, или Развязка для одной новеллы

Казанова. Я стар… Посмотри на эти волосы, на это изможденное лицо… (Подошел к зеркалу и, словно собираясь выступить на сцене в какой-то шутовской роли, взъерошил волосы, так что пряди их совсем спутались, показал язык своему отражению, опустил углы рта и замычал, как бы пугая своего двойника.) Посмотри, до чего я страшен… Но я — Казанова! Разве по жилам моим бежит не тот же огонь желания и не те же соки юности? Разве я и теперь не тот же Казанова, каким был тогда?.. А если я Казанова, то мною должен быть посрамлен жалкий закон, именуемый старостью, которому подчинены другие?.. (Кричит.) Еще не поздно! (Задыхается, бессильно опускается на диван, он бледен, руки дрожат.)

Амалия. Господи, воды!.. Скорее!.. (Бежит к окну, но в парке веселье и шум, и ее не слышно.)

Тереза(зовет из парка). Казанова!

Сантис. Господа, добро пожаловать!

Андреа. Это же господа, которых запер озорник Тито!

Фламия. Красивые ребята!

Сантис. Ты уже порхаешь?

Гудар. Да где же Казанова?

Анина. Андреа, мы тебя ждем!.. Фламиния, господа…

Слышны хлопки открываемых бутылок, смех, музыканты начали играть бравурную мелодию.

Голоса. Казанова! Казанова!

Казанова. Вольтер!.. Вот кого я ненавижу!.. Теперь я закончу свой памфлет против него. Ты, старый фернейский мудрец, не умри до срока!.. Мы еще скрестим клинки!.. Ведь речь пойдет о философии — о Боге!

Амалия пытается дать ему воды, уложить на диван.

(Порывается встать и направиться к столу.) Я начну новый памфлет! Этот смешной и жалкий старик получит по заслугам за свою осторожность, за свою половинчатость, за свое раболепие!.. Чернил мне, бумаги!.. Скорее!

Амалия. Оставь… Тебе нельзя волноваться, ты погубишь себя!..

Казанова. Я должен послать ответ Сенату, этим старым маразматикам, выжившим из ума!.. Они не дождутся раболепия и смирения, я не припаду к их стопам!.. Я бросаю им вызов!

Амалия. Ты прав, но сделать это можно и попозже… Сейчас тебе надо успокоиться.

Казанова. Завтра я прочитаю Анине новую главу о Вольтере! Она — единственный человек здесь, в которого хватит ума оценить это. Она будет мною восхищаться!..

Амалия. Ты прекрасный писатель, у тебя острый ум…

Казанова. Она простит мои выпады… Я ведь и сам понимаю, что эта мистика чисел, именуемая каббалой, не имеет ни смысла, ни оправдания… И только мошенники и шуты используют ее в своих неблаговидных целях… Вот и я, Амалия, был шутом и кривлялся… Я не внушаю тебе отвращения?

Амалия. Я люблю тебя, Казанова… И всегда любила.

Казанова. Пить… Пересохло в горле.

Амалия подает стакан.

Да, я шут, кривляка и к тому же лгун!.. Я выпрашиваю у венецианских вельмож должность, кусок хлеба, родину!.. Попрошайка!.. А эта Анина… она думает, что радость долговечна… Но она растолстеет, станет морщинистой старухой с дряблыми грудями, сухими седыми волосами, беззубой и горбатой и наконец умрет… и ее съедят черви!..

Амалия плачет, пытается заглушить рыдания, но ей это плохо удается.

(Замечает это, берет ее за руку.) Не надо, Амалия… Если бы я был в силах каким-нибудь волшебством уничтожить себя, я бы сделал это, не задумываясь…

«Идея».

Я старик! Старик!.. И мое время прошло!..

Амалия. Не говори так!.. Ты увезешь ее, даю тебе слово!.. Самую юную, самую прелестную и умную ты навеки своей. Ты покоришь ее, это пленительное создание, властью своей души! Ты еще будешь счастлив, Казанова!

Казанова. Вожделение никогда не являлось для меня средством стать счастливым. Дарить счастье другим — это во сто крат важнее, чем его получать… Анина не будет со мной счастлива. Она любит Андреа! (С трудом подходит к окну.) Смотри, как весело они болтают! Как они беззаботны и легки!

Амалия. Прекрасный вид!.. Словно небеса над ними прояснились.

Казанова. Эй, музыканты! Что ж вы замолчали?

Амалия. Твоя Тереза — прелесть! А это кто?.. Новые гости?

Тереза(за окном). Скорее, Казанова!

Гудар. Может, пообедав, засядем на часок за игру?

Тереза. Мы едем! В Вену!