Казарма

Ухудшение. Доктор волнуется, разводит руками. Марья Петровна в его отсутствии со злостью: - "Докорячился". Меня охватывает иногда такое чувство полноты, что кажется надуваюсь и вот лопну. А тощой - рука на одеяле, как куриная лапка из супа.

--------------

"Марья Петровна, женщинам не надо в солдатских лазаретах". - "Много вы понимаете". - "Немножко". - "Много бы без нас осталось живых. Он как труп режет. А мы кровь держим". - "А вот у меня швы разошлись". - "Не корячься". - "Меня тянет". - "Хороший признак. Скоро встанете". - "Подите сюда. Можно?" Она терпеливо и серьезно, но без скуки: - "Можно!" Я волнуясь, отстегиваю кнопки у нее на груди и обе руки ей за пазуху. Теплая, мягкая. "Ну, будет! Вы думаете, он этого не знает? Он то понимает, что без нас ноль вся его асептика, антисептика. Не корчись. Будь солдатом!"

--------------

В ее словах не все вздор. Он ковыряет с таким равнодушием, что от одной злости не больно. А когда она с ртом сведенным в гримасу сострадания снимает кровь комками ваты - мучительно. Будто рукой попал в осиное гнездо. Но если бы не этот милый рот, сведенный болью за другого, чужого человека, то и ковырять я ему не дал бы ни за что.

--------------

Теперь я и без доктора знаю, что дело быстро идет к "востанию". Хорошее слово, а забытое. Скоро я востану. Сегодня Марья

Петровна мне: "Опустила в ящик ваше письмо". - "Как, только теперь!" "Раньше нельзя было". Письмо жене.

--------------

Прибирает на столике. Спрашиваю: - "Почему у меня отдельная комната?" "Потому что вы интересный". Переспрашиваю: - "Интересный?!" - "Да". Взглянула на меня. Всплеснула руками и упала в припадке смеха на стул: "Ой, уморушка. Интересный!" Она вытирает слезы. Я обиженно: - "Не понимаю, чего вы". - "Ему интересный. Ему честь и слава, что он такого на ноги поставил. Контузия интересная". - "Я думал, вам". Вполне огорченно. Она сердито, устало и брюзгливо: - "У меня таких интересных семь человек да неинтересных..." - "И как же, со всеми то же". - "Кому надо то же, а кому и не надо". Несомненно, я выздоравливаю - новый тон. И будто в первый раз вижу, что она не молода, - нет у ней не старое, а древнее лицо. Мужа убило еще в 1914. Кадровый офицер.

--------------

Что если из головы они у меня какой-нибудь винтик вынули. Беда их, что они и сами не уверены "что к чему". Точно не знают. Эмпирики. Ни одной такой машины не сделали, а смотрят как на машинку. Лежит живое, а эмпирик ковыряет: нужен ли вот этот винтик. Обойдется и без него. Давай-ка вырежем на пробу. Там видно будет. Да ведь во мне есть, и должны быть такие винтики, что он за всю жизнь только один раз и потребуется. Будешь вот ходить, говорить, действовать и вдруг на самом интересном месте: "крак" - винтика не хватает. Того самого!

--------------

Санитар Гарницкий достал разведенного спирта на один прием. Марья Петровна изволила очень сердиться, потому что разит, спирт плохой. Но хорошо - все поплыло и закачалось. Вино сильно тем, что оно все берет под сомнение - даже законы тяготения. Так и поется: "Дурак, зачем он не напился?" Ну, Коперник-то был уж наверное пьяница.

--------------

Пить, как и с женщиной, не надо частить. Хронически и то и другое утрачивает смысл.

--------------

Выйдя из лазарета, я имею формальное право на рукав красную нашивку, что был на войне ранен. Формальное, но не нравственное.

Надо дорваться до живого мяса. А я как Иванушка дурачок на Жар-Птицу, задрав голову, смотрел. Она мне и "капнула". Да и тот, который летал, наверное смотрел: что бензин, да нет ли перебоев, да высота. Хлопот полон рот. От того-то и возможна война, говорит Толстой. Нет. Возможна-то она быть может и поэтому, а вот, полагаю, что выше самой яростной любви - наслаждение потаранить дирижабль своим аэропланом, зная наперед, что - гибель. Хотя и миллионные армии, а наслаждаются войной немногие.

--------------

В одной России - двенадцать миллионов под ружьем. Что там великие переселения народов. Никогда еще не было столь грандиозных движений людских масс. Никогда во вселенной на памяти людской. Никакие масштабы, никакие слова неприменимы и никакие принципы. Принципы придут изнутри этих вооруженных масс. Горе невооруженным! Сила "гигантская", "колоссальная" так сказать, ничего не сказать. Сила эта не-человеческая. Она порядка космического.

--------------

Если сила космического порядка, то как ею распорядиться? Какую ей дать по плечу задачу. На чем вы ее утомите, чем обманете. Слышу голос: "Обманем".

--------------

Командовать армией в двенадцать миллионов человек нельзя лишь потому, что никто еще в мире такой армией не командовал. "Наштаверх" напоминает "штаны вверх", т.-е. подтяни штаны, а то - не видишь - они у тебя (от испуга) свалились.

НАГАЕЧКА.