"Казарменные баллады" и "Семь морей" (книги стихов)

Что вел я из года в год,

И горе тройное— милой жене,

Что в Шалимаре ждет.

Жизай1 мой отняли они,

Меч, что был остр и нов,

В тюрьме я коротаю дни

За то, что крал коров.

Пусть бык в хлеву ревет чуть свет,

Иат: сеет урожай,

Не ждите, пока меня здесь нет,

Огня и грабежа.

Пусть пожалеет йата Бог,

Как выйду на простор,

Пусть фермерский хранит порог

Усерднее с тех пор.

О, горе, возле жерновов

Я коротаю дни!

О, горе, — слышать звук оков

Звенящих у ступни!

За все, что пало неспроста

Позором на меня,

Отвечу убылью скота

И плясками огня.

Я не успел спереть быка?

Я милостив, видит Бог:

Лишь дотянулась бы рука! —

Возьму не меньше трех!

За то, что этой вот рукой

Гасил я степь в огне, —

Я факелом, мечом, петлей

Страну зажгу вдвойне.

Мчись в Абазай, не трать минут,

Сагиб с волосами, как мед.

Тесней — чем кугтуки1 живут, —

Ляг, бонаирский скот.

Он будет мертвым предо мной,

Конь — в пене, до заката.

Копыта оплачет вороной,

Оплачет белый брата.

Войной, войной на вас пойдем,

Вам прямо в сердце целя,

За то, что сделали вы с вождем

И вором из Зука-Хеля.

А если я попадусь опять

Вы можете, так и быть,

И тухлого мяса мне в рот напихать

И в кожу свиную зашить.

Пер. А. Оношкович- Яцына

30. СТИХИ О ТРЕХ КАПИТАНАХ

…Стояли вечером тогда

На якоре у Лондона Трех капитанов суда;

И первый был Северный адмирал,

от Ская доФэрса один,

И второй был Вэссекских вод и округи всей Господин,

А третий Хозяин Темзы был, и всей рекою владел,

И был он флота всего Капеллан

и был неслыханно смел,

Пушки с серых высоких бортов глядели, полны угроз,

Когда новость о приватире вдруг

торговый фрегат привез.

Ему порвал весь такелаж северных ветров полет,

Его борта одела трава, что в восточных морях растет.

Вправо и влево качала его приливная волна,

А шкипер на люке сидел и глядел

в трюм, пустой до самого дна.

«Закону платил я дань, — он сказал, —

но где Закон что вам мил?

В языческих водах остался я цел,

в христианских обобран был.

Лакедивские ульи коптили вы,

как мы вшей выжигаем, легко,

Не боимся мы Галланга кормы и ныряющей джонки Пей-Хо!

Я не видел нигде парусов на воде, океан был чист и сер,

Вдруг попался мне янки, белый бриг, идущий на Финистер.

Были скрыты чехлами пушки на нем, обманывая взор,

Говорили сигналы, что это купец, шёл

из Сэнди-Хука в Нор.

Не реял на нем пиратский стяг, черен иль ярко-ал,

Только звездный флаг над ним летел,

и гюйсом он щеголял.

Он команду мою взял будто взаймы,

мне про Закон говоря,

Но когда я ее попросил назад,

он сказал, что она не моя.

Он взял попугайчиков моих, что так развлекали нас,

Из плетеных корзин ряды апельсин и незрелый еще ананас,

И взял он с пряностями мешки, что я вез из далекой страны,

И моих языческих богов — уж они-то ему не нужны!

Из мачты не станет он делать гик, из рубки строить вельбот,

Фок-мачту взял и рубку украл — янки, дьявольский тот!

Я драться не мог: надвигалась тьма, и океан бушевал,

Я дал по нем выстрел за грубый увод

и второй за то, что он лгал.

Имей я орудья (не только товар) защитой от вражеских сил,

Я бы со шканец согнал его и на реи работать пустил,

Я бы уши его пригвоздил к шпилю и отпилил их, как есть,

И, посолив их в трюмной воде, сырыми заставил бы съесть.

Я бы в шлюпку без весел его посадил,

чтоб в ночи он всплывал и тонул,

Привязал бы во тьме к его же корме,

чтоб приманиватьбратьев-акул,

В шелуху какао его б завернул, нефтью облив его.

Чтобы, ярко-ал, он на мачте пылал,

освещая моё торжество.

Я бы сплел гамак из его бороды, а из кожи нарезал полос,

Всю б команду вкруг посадил на бамбук,

чтоб в гниющее тело он врос.

Я бы кинул его возле мангровых рощ, на вязком илистом дне,

Приковав за ступню к его кораблю, в жертву крабьей клешне!

В нем проказа внутри, хоть снаружи он бел,

и может учуять любой

Запах мускуса, что торговец рабами всегда несет за собой».

На батареи шкипер взглянул, была их мощь холодна,

И вежливо Три капитана глядели в трюм, пустой до дна,

И вежливо Три капитана так сказали с палубы в люк:

«Сэр, с этим купцом мы вели дела, он не мог измениться вдруг.

В ваших словах беззаконный дух, а вот что гласитЗакон:

Хоть роду его Закон незнаком, но нас не трогает он.

Мы ему продаем паруса и рангоут — он отличную цену дает,

И он плачет о том, что Закон так слаб, когда к Финистеру идет.

Коль его и вы и другие еще клеймите позором везде

То английский флот должен знать, что слывет

он честным в нашей среде».

«А мне-то что? —

в высокий борт шкипер сердито вздохнул. —

Да разве янки тот нападет на семьдесят пушечных дул?

Или я линейным кораблем с вашей кажусь кормы?

От заряженных пушек он бежит а грабит таких, как мы,

На Кокос-Киз хоть Закон и гласит, что белый сильнее всех,

Но мы у негров муку не крадем, это их собственный грех.

Что ж! Как жвачку Закон жевать будет он,

иль нацепит его на штурвал?

Значит, он со слезой ведет разбой?

Чего ж ради он грабить стал?»

На несладком слове, очень морском,

шкипер речьсвою оборвал,

И увидел он — три Капитана флоту дают сигнал.

Три флага и два — белизна, синева — сказали, наконец:

«Мы слыхали рассказ, что есть враг у нас,

оказалось, он — просто купец»

Шкипер ко лбу приложил ладонь, мысом Горном поклялся он:

«Капелланом Флота, черт подери, мой вор благословлен!»