"Казарменные баллады" и "Семь морей" (книги стихов)

There’s a Byrma girl a settin’, and I know she thinks o’ me

For the wind is in the palm-trees,

and the temple-bells they say

Come you back, you British soldier,

come you back to Mandalay!

Смотрит пагода Мульмейна на залив над ленью дня.

Та девчонка в дальней Бирме, верно, помнит про меня.

Колокольчики лопочут в блеске пальмовых ветвей:

Эй, солдат, солдат британский,

возвращайся в Мандалей! (1)

Естественность речи у Киплинга самое первое и самое необходимое условие. Второе же — музыкальность, то есть как минимум отсутствие звуковых спотыканий. Доминантность звуков «Н» и «Л» исходящих из слова «Мандалей» и в подлиннике создаёт необходимую здесь эвфонику, а точнее служит ключом к ней.).

Вот эта же строфа из перевода нач. 30-х годов ХХ в.:

На Восток лениво смотрит обветшалый старый храм,

Знаю, девушка-бирманка обо мне скучает там.

Ветер в пальмах кличет тихо, колокольный звон смелей:

К нам вернись, солдат британский, возвращайся в Мандалей (2)

Или такие строки из перевода середины 30 гг.:

Где, у пагоды Мульмейнской, блещет море в полусне, -

Знаю — девушка из Бирмы вспоминает обо мне.

В звоне бронзы колокольной слышу, словно невзначай:

'Воротись, солдат британский!

Воротись ты в Мандалай!' (3)

Подчёркиванием тут и выше выделены слова, а вернее целые части текста, по моему мнению лишние, отсутствующие в подлиннике, вовсе не нужные, или просто нелепые, как, впрочем, и в следующей цитате. (90 годы ХХ в.)

Возле пагоды старинной, в Бирме, дальней стороне,

Смотрит на море девчонка и скучает обо мне.

Голос бронзы колокольной кличет в пальмах то и знай:

«Ждем британского солдата, ждем солдата в Мандалай! (4)

Кто это, непонятно, ждёт вот так во мн. числе? Да и во всех этих трёх переводах вовсе не видны мелкие серебряные колокольчики, висящие на каждом этаже пагоды. Тут громко бухают вполне европейские, вроде как церковные, бронзовые колокола, а вовсе не серебряные колокольчики…15

Это далеко не Киплинг, хотя бы в силу не только корявого звучания, но и вовсе выдуманных переводчиками вялых и банальных эпитетов, разжижающих стихотворение. И ещё почему-то тут упорно определение ставится после определяемого слова (трижды на одно четверостишие!) что очень противоестественно утяжеляет русскую интонацию. И почему в переводах такое неуместное и дружное «кличет»?

(Тут к месту вспомнить замечание Маяковского: «начнёшь это слово в строчку всовывать, а оно не лезет — нажал и сломал»…)

В Лондоне в том же 1892 г. году Киплинг познакомился с молодым американцем, издателем Уолкоттом Байлестером. Вместе они начали писать повесть «Наулахка» ("The Naulahka", 1892) которая, по собственной оценке Киплинга не получилась. В том же году Байлестер умер от тифа. Одному заканчивать и переделывать повесть, начатую вдвоём, Киплингу уже не хотелось. Но и этот труд не пропал зря: от несостоявшейся повести осталось всё же несколько написанных Киплингом вставных стихотворений.

В конце всё того же года, Киплинг женился на сестре Байлестера Каролине, и они поселились на севере США в штате Вермонт. Там у них родились две дочери. В глухом и сосновом Вермонте, в северных лесах, не находя себе места, тоскуя по Индии не менее остро, чем солдат из стихотворения «Мандалей», Киплинг пишет одну из самых лучших своих книг — сборнник рассказов со вставными стихами — «Книга джунглей», «The Jungle Book» (1894 г.) Затем — «Вторую книгу джунглей» — «The Second Jungle Book» (1895 г.) И ещё выпускает свой третий стихотворный сборник «Семь морей» («The Seven Seas» 1896 г.) в котором после основного корпуса стихов была впервые опубликована вторая половина «Казарменных баллад».

Вскоре после выхода этой книги Киплинг с женой переезжает в Англию. Но по совету врачей зиму они проводят в Южной Африке.

Знаменитый завоеватель, выдающийся администратор и в каком-то смысле теоретик британского колониализма, (человек, который, кстати, многими чертами своей личности напоминает киплинговских героев), премьер-министр Капской колонии Сесиль Родс 16, с которым Киплинг подружился в первую же зиму своего пребывания в Южной Африке, подарил ему дом на территории своего колоссального поместья. В этом доме семья писателя с тех пор проводила почти ежегодно три-четыре зимних месяца. «В этот дом — вспоминает Киплинг, — осенью каждого года с 1900 по 1907 мы приезжали всем семейством. Особенно радостно там себя чувствовали наши дети: они играли со всеми зверями в огромном имении Родса. В загончике, выше нашего дома, жила лама, которая ужасно любила плеваться. Ясно, что эту её привычку дети молниеносно переняли».

Когда С. Родс умер (в 1902 г.) Киплинг написал на его смерть стихотворение «Заупокойная» в котором есть такие строки:

Он вдаль смотрел поверх голов,

Сквозь время, сквозь года.

Там в муках из его же слов

Рождались города.

Пер. Е.Витковского