Казацкие были дедушки Григория Мироныча

— Да, да, я хотел просить тебя об этом… Поклонись низенько славной Сечи и её храброму лыцарству… Скажи, что и я здесь долго не засижусь, только не настало еще мое время…

— Теперь, пане-атамане, у нас весна, и синий Днепр разлился, как море… Уже и журавли вернулись, и аист сел в старое гнездо… Теперь как раз черешня расцветает…

— Рай, только далекий, далекий! — со вздохом произнес кошевой.

Целый вечер провели они в воспоминаниях о милой сердцу родине, а утром, перед самой зарей есаул бежал, увезя с собой письмо кошевого к покинутым друзьям.

Друзья кошевого атамана, томящегося в Сибири, между тем не дремали. Запорожцы слали письма влиятельным боярам, умоляя их заступиться за пострадавшего без вины воина. В этих письмах они откровенно признавали его огромное значение для войска. Старшина сечевая прямо заявляла: «Басурманы, слыша что в войске запорожском Ивана Сирка, страшного Крыму промышленника и счастливого победителя, который их всегда поражал и побивал и христиан из неволи освобождал, нет, — радуются и над нами промышляют».

Но не мольбы запорожцев вернули из Сибири опального атамана. В это время случилось другое событие, заставившее встрепенуться весь христианский мир, заставившее Россию и Польшу забыть взаимные неудовольствия и раздоры и протянуть друг другу по-братски руку помощи. Событие это было вторжением трехсоттысячной турецкой армии в Подолию, разгромившей Каменец и угрожавшей предать огню и мечу древний Киев. Клевета, злоба и зависть, в виду надвигающейся грозы, должны были притихнуть и прикусить свои поганые языки. Обстоятельства требовали не интриганов и блюдолизов, а воинов, опытных воинов, прошедших суровую школу. Явилась необходимость прибегнуть к услугам храбрых сечевиков. А раз уж кликнули орлиную стаю, то как же не призвать и старого, поседевшего в битвах батька казацкого — Сирка…

Не успел отцвесть май, не успел июль позолотить плодоносные украинские нивы и рассыпать пригоршни ярких, душистых цветов среди сочных, густых трав, как в Сечи произошло великое торжество.

Давно уже сечевые колокола не гудели так торжественно и радостно, давно уже казацкие гарматы не оглашали днепровские берега таким величавым грохотом, давно в Сечи не было такого ликования и веселья.

Отчего же в этот ясный, летний день день сердца запорожцев переполнились такой радостью?.. Отчего так торжественно гудит колокольня? Почему так величаво грохочут гарматы?.. Почему запорожцы обнимают друг друга, как в Светлое Христово Воскресенье?.. Сегодня, после долгой разлуки, Запорожская Сечь увидела своего «батька», своего любимого атамана — Ивана Сирко. И кажется запорожцам, что сегодня и солнце светит ярче, и веселей шумят днепровские волны, несущие радостную весть по белу свету до самого синего моря.

Гуляет Запорожье, так гуляет, что весь остров дрожит от казацкого трепака.

Глава III. Святой отец

дивительная зима выдалась в этом году! Вдруг затрещат морозы, да какие морозы! Страшно вспомнить… В земле делались глубокие трещины, птица падала налету, немало и людей замерзло в снежных сугробах. По три раза в сутки приходилось топить печи, но и это не помогало. Злодей-мороз умудрялся находить дорогу сквозь бревенчатые стены и быстро охлаждал комнаты.

По лютует мороз недельку-другую, а потом, смотришь, и нет его — скроется, и след пропал! Дедушка говаривал, что мороз убегает в лесную чащу, где у него есть роскошный дворец, сложенный из прозрачных льдинок. Среди дворца стоить белая, пушистая постель… Когда мороз отправляется на отдых, то белые тучи спешат прикрыть старца новым мягким пологом, сотканным из блестящих снежинок. Сосны и ели стоят на страже, а буря поет колыбельную песню.

Пока мороз отдыхает, отдыхает и земля, и люди, и птицы. Солнышко уж не смотрит безучастно и не кажется красным кружком, оно начинает улыбаться своей обычной, теплой улыбкой. Со стрехи, с темных ветвей деревьев, с щетинистых кустов беззвучно надают хрустальные капли, и к полудню возле хат и стволов блестят лужицы, наполненные талым снегом.

Глупые воробышки воображают, что пахнуло настоящим теплом, что вблизи покрытых снежным саваном нолей неслышными стопами бродит красавица- весна, и спешат приветствовать прекрасную гостью веселым писком и гамом, нарочито собираясь в стаи.

Но повернет солнце к закату, сорвется резвый ветер, — и конец воробьиной радости! Образовавшиеся за день проталины затягиваются льдистой корочкой; с соломенной стрехи к ночи свешиваются сосульки, а бедные черные ветви покрываются тяжелой ледяной корой и в бессилии свешиваются к земле. Они жалобно постукивают, хрустят и с сухим треском валятся вниз.

— Мороз покинул свое пушистое ложе, — говорит Дедушка. — Слышите как он тяжело ступает по мерзлой земле? Ну, и добрая же будет гололедица! О, теперь надо беречь затылки!..