Девочка пыталась отыскать в портфеле с учебниками ручку и поняла, что забыла пенал дома. На дне портфеля обнаружился огрызок двустороннего красно-синего карандаша, но он категорически не оставлял никаких следов на глянцевой упаковке. Тогда Куся решительно процарапала на куске мыла свою недлинную фамилию и, гордая собственной находчивостью, ждала Липовну. Та не замедлила появиться с какими-то бумагами в руках. Куся смело протянула ей щетку, пасту и мыло с художественной резьбой. Санитарка свирепо смотрела мимо, на пол. Куся поглядела вниз и обмерла – чистый коричневый пол был весь в мыльных ошметках.
– Эт-та шта за херь?! Я тя спрашиваю, дура, че за херь ты тут мне развела за две минуты, а?!
– Это… это от мыла… – пролепетала Куся, но Липовна уже шла по направлению к двери, голося:
– Привезли блять нерусскую на мою голову! Мыло ногтями царапает, идиотка! Галя, подь сюда, притри там в шестой, там дура малолетняя наговняла!
Куся пылала от стыда и негодования. Она не привыкла к такому обращению, хотя, конечно, росла не в инкубаторе и имела представление об обсценной лексике, однако в свой адрес ее слышала достаточно редко. Вошла Галя с ведром, и Куся было попыталась предварить ее усилия словами, что она совсем не говняла, а просто только немножко мыла на пол попало, и что она, Куся, может сама убрать, но молчаливая Галя махнула в ее сторону коричневой ноздреватой вонючей тряпкой, что, видимо, означало, мол, заткнись и сиди. Куся заткнулась и сидела, пока Галя расслабленно гоняла мыльную воду по полу. И в этот момент в палаты стали возвращаться с уроков дети.
Вошли две девочки, по виду на пару лет старше Куси. Одна – тоненькая в дивных светлых кудрях, с прозрачными льдистыми глазами и черными ресницами (пухлая Куся с завистью призналась себе, что девочка очень красивая и необычная), другая – угловатая, резкая, с рыжими косичками, белокожая и очень высокая. Обе уставились на Кусю неприветливо.
– Ты новенькая? С чем лежишь?
Куся очень хотела произвести на старшеклассниц хорошее впечатление и честно ответила:
– Да мне лежать запретила тут одна вредная такая, хамка… говорит, нельзя до «тихова часу» (Куся очень похоже передразнила Липовну, был у нее такой талант к нехитрому лицедейству).
Кудрявая девочка хихикнула, а рыжая ледяным тоном сообщила:
– Ты че, больная? Зинаида Филипповна ее зовут, и это родная мамы моей тети, а никакая не хамка, ясно тебе?
Куся поняла, что влипла, и собиралась начать горячо оправдываться, но тут за ней пришли, уточнив, ела она или нет. Поскольку утром мама говорила, что сегодня есть нельзя, будут исследования проводить, то Куся ходила голодной с вечера, что и подтвердила медсестре. Та кивнула, велела Кусе идти за ней, привела ее на другой этаж, усадив на банкетку перед кабинетом с надписью «Эндоскопия», занесла туда Кусину карту и ушла – «тебя позовут». От нечего делать Куся играла про себя, как они часто делали с папой, – составляла маленькие слова из большого неизвестного ей слова «эндоскопия»: «покос, эпос, пион, поиск, кокос, поддон, поднос, писк…» Дверь открылась, и Кусю поманила пальцем докторша:
– Пак? Идем!
Куся вошла. Ей велели лечь на кушетку на левый бок и завели зачем-то правую руку за спину. Медсестра сказала:
– Значит, так – открываем рот, я тебе вставлю загубник. Потом туда будем пропускать зонд – затошнит, но ты не дергайся, терпи, так скорей все закончится, – и ловким движением воткнула Кусе в зубы пластиковую штуку, которая не позволяла закрыть рот. Перед глазами Куси появилась рыжая длинная трубка с какой-то пулей на конце, и вот это все медсестра теперь запихивала в Кусино горло. Потом Кусю держали втроем, орали, пригибали больно голову к кушетке, разок врезали по заднице, что никак не сгладило ситуацию. Ее выворачивало, глотку жутко царапало, слезы лились потоком, ей владело ощущение абсолютной беспомощности от надругательства взрослых людей, которые делают больно и страшно, от невозможности волевым усилием исторгнуть из себя чужеродный предмет, который рвал внутренности. Куся ухитрилась высвободить правую руку, крепко схватила зонд и потянула, ей разжимали пальцы и уже открыто материли. Наконец экзекуция завершилась, и рыдающую девчонку чуть не под зад коленом выпихнули из кабинета, приговаривая громко вслед, что первый раз в жизни видят такую хулиганку и вообще дрянь. Покладистой Кусе, которая всегда старалась быть хорошей и слушаться взрослых, было ужасно обидно.
Мысленно проклиная родителей, которые сдали ее этим фашистам, Куся пробиралась к лифту, собираясь немедленно сбежать, но ее отловила как на грех соткавшаяся в проеме лестничной клетки Липовна.
– Куда-а-а, как тебя, Пан! Тьфу, Пак! Куда это собралася? А ну назад, щас пойдем на кислотность тебя проверим… – она цепко взялась за Кусин локоть и поволокла ее дальше по коридору.