Каждая мертвая мечта

В этот самый момент чудовище получило в середину хребта — точно в соединение сегментов — копьем, вылетевшим из тумана. Паук пискнул, закрутился и бросился назад, вглубь Урочища. И только тогда на самом краю испарений появилось еще одно чудовище.

Высотой в восемь или девять футов, четверорукая двуногая бестия заступила дорогу первому уроду, с размаху рубя гигантскими саблями блестящую спину. Паукообразное существо скрутилось, обернулось вокруг противника, подбивая ему ноги и валя на землю. Рык, крик и писк ввинчивались в уши, словно звук ножа, царапающего стекло, куски панциря, летящие от сегментированного тела, смешивающаяся желтая и красная кровь — все это доходило до Салурина с опозданием, словно сквозь винное отупение.

Он содрогнулся, когда один из солдат тронул его за плечо.

— Огонь! — Вторая Крыса имперской внутренней разведки пришел в себя от шока и разорался во всю глотку: — Стрелять всем, что у нас есть!

Сражающиеся твари уже успели выкатиться из тумана на предполье, когда в них ударили первые стрелы тяжелых арбалетов. Одновременно вершина вала загудела под тяжелыми сапогами бегущих на помощь солдат. А Анде Салурин стоял на башне, размахивал руками и кричал:

— Убить их! Убить!!!

Одновременно какой-то частью сознания он холодно анализировал происходящее. «Император, — говорил себе Салурин. — Нужно вызвать сюда императора. Бер-Арленс должен увидеть это собственными глазами, потому что не поверит никаким рапортам».

Глава 34

— Люка. Эй, Люка. Проснись. Ну, давай. Проснись.

Он очнулся от глубокого сна без сновидений, чувствуя себя так, словно всплывал к свету из глубины бездонного, отвесного колодца. Колесо сидела подле него на корточках и тыкала в него пальцем. А потом попыталась сунуть этот палец ему в глаз.

Он отмахнулся, словно от надоедливой мухи.

— Что тебе?

— Ты должен пойти к Кахелу, Люка. В шатер. Они будут совещаться.

— О чем? А-а…

Нахлынули воспоминания. Вчерашний штурм прошел плохо. Очень плохо, причем несмотря на Уавари Нахс. Чернокожие воины приняли участие в последней — как всем казалось — атаке на Помве и вместе с остальной повстанческой армией были отбиты. Потому что на стенах города появились гегхийцы, в том числе и Рыжие Псы Хантара Сехравина. Несколько тысяч профессиональных солдат.

Люка видел это, стоя в тылу и проклиная собственную слабость. После последней вылазки он едва мог шевелить плечом, голова кружилась так, словно там гудел смерч, а потому он даже не пытался прибиться к штурмующим. Нужно знать, когда следует передохнуть, потому как иначе от человека будет больше вреда, чем пользы. Потому он только смотрел, как повстанцы идут в атаку и как их сталкивают с лестниц, обливают кипящим маслом, ломают камнями и бревнами.

Защитники чувствовали, что это решающий штурм, что если стены падут, то город ждет расплата за тысячи убитых рабов, а потому сражались с молчаливой, мрачной решимостью. И на место каждого солдата, который падал со стены, вставал следующий и следующий.

Люка помнил миг, когда понял, что им не удастся. Это было, когда вспыхнул второй таран. Первый догорал под воротами, а второй встал в огне, даже не уткнувшись в стену усиленной своей башкой. Помвейцы использовали насос, который выстрелил струей масла на расстояние в сто футов, а потом подожгли машину пылающими стрелами.

После Люка больше не смотрел на город, а занялся помощью тяжелораненым, доставляя их в лазарет. А тех были сотни. Отбегали, отходили, отползали из-под стен, окровавленные и обожженные, порой молча, порой — пошатываясь и вопя. Помнил молодого мужчину, которому удар дубиной или обухом топора раздробил челюсть: окровавленная масса мяса и костей свисала на грудь. Помнил солдата своего полка, Аэрина, с половиной лица, обожженной до кости, и молодую лучницу из роты разведки с ногами, раздавленными брошенным камнем. Она молча ползла, не крича и не плача, а глаза ее были настолько равнодушными и спокойными, словно весь ад вокруг нее остался где-то далеко.

Люка видел такие глаза слишком часто для одной траханой жизни, а потому подскочил к ней, поднял с земли и, держа на руках, словно малого ребенка, побежал в тыл. Почти не чувствовал тогда боли в плече или головокружения.

Штурм прекратили через пару часов, и хотя Помве одержало победу, с его стен не слышались крики триумфа. Словно все без исключения были в ужасе от количества пролитой крови.

Люка долгие часы продолжал помогать раненым добираться до безопасного места. В тылу располагалось несколько лазаретов, а тот, куда он их отводил, находился, кажется, под личной опекой Колеса. Она успевала всюду: поила и кормила раненых, помогала им ложиться на постели и даже сопровождала в кусты по нужде. Женщины, которые тут управлялись, не обращали на нее внимания, у них и самих было полно работы в других палатках, и оттого любую помощь они принимали с благодарностью.

Люка смутно помнил, как в какой-то момент силы его покинули, и он оказался на плаще, разложенном на земле. Лег и заснул.

А теперь его разбудила Колесо, пытаясь воткнуть палец ему в глаз.