Каждая мертвая мечта

– Мы не в Империи, Нийяр. Тут владение домашними рабами – показатель статуса. Прекрасная наложница, талантливый музыкант, лекарь – это все равно что диадема или перстень с бриллиантом на каждом пальце. Домашние и немалая часть «пепельных» – хорошо обучены, умеют писать и читать, у них есть уши и глаза. Может, часть из них служит нынче двум господам? Как думаете? Не потому ли сав-Кирху был настолько таинственен? И если он ударит на восток, вдоль Тос, и в каждом городе у него окажутся союзники, которые откроют им ворота?

Кошкодур не казался убежденным.

– После первой такой схватки остальные невольники разделят судьбу этих, из Помве.

– Согласен. Потому я должен знать, что планирует этот сукин сын, прежде чем какая-то глупость заставит его отослать половину здешних рабов на смерть.

Лея взмахнула руками.

– А может, нам не прикидывать вслепую, а просто послушать? В конце концов, для чего-то же я отбивала себе задницу в последние дни.

– Ага. – Йанне уже снова стал нормального цвета. – Тут немало птиц, кха-дар. Их полно. Можно немало увидеть.

Ласкольник легонько улыбнулся.

– Я уже думал, что придется вам напомнить. Вы устали, потому лягте, отдохните.

Кайлеан призвала Бердефа.

– Я тоже устала и могу подремать?

– Нет.

– Нет?

– Кор’бен Ольхевар, дочка, – напомнил он. – Ты наверняка давно не разговаривала на ав’анахо. Я слышал, что у него мастерская как раз в этом лагере. А тебе пригодится немного подышать свежим воздухом, а потому при случае ты можешь поговорить с ним о старых временах…

Она отсалютовала кулаком к груди.

– Слушаюсь, генерал!

Он лишь слегка скривился и махнул рукой. Ступай, ступай уж.

* * *

Лагерь все еще пульсировал движением, но оно теперь было экономным, сонным. Приближалась ночь, хотя солнце еще не опустилось к горизонту, чтобы улечься спать. Солдаты армии рабов, закончив тренировки, откладывали оружие в сторону, мылись. Было нечто странное, почти гипнотическое в спокойствии, которое их окружало. Никаких лишних движений, никакой похвальбы и перешучивания, у кого больший… меч. Они излучали решительность и целенаправленность. Кайлеан впервые подумала, что Ласкольник мог ошибаться, мог недооценивать их, потому что это была армия – может, и не вышколенная, как имперские полки, но наверняка дисциплинированная и ярая. Не случайно они выигрывали схватки и битвы.

Большинство солдат занимались теперь подготовкой к ужину. Совместно. Одни резали мясо, другие очищали какие-то корнеплоды, часть – носила воду. Не в этом ли состоял успех меекханской военной машины? В выстраивании единства на уровне базового подразделения – десятки? Ходят, спят, едят и сражаются как одна семья. Как… чаардан. Ее удивило это сравнение, потому что до этого времени она не думала так о пехоте.

Разожгли костры, и над палатками начали подниматься седые дымки.

Кайлеан направлялась в сторону, где кроме дыма в небо поднимались клубы пара. Шорную мастерскую фургонщиков было легко локализовать в любом уголке мира.

Вокруг обычного шатра над несколькими кострами в больших котлах кипела вода. В трех над паром были положены куски дерева, дощечки и жерди. Неподалеку Кор’бен Ольхевар прилаживал ряд мокрых планок к странной деревянной конструкции, выгибал, придавливал камнями.

– Что это будет?

Если он и удивился, услышав анахо от светловолосой, зеленоглазой девушки, то прекрасно скрыл это.

– Пытаюсь, уф-ф… – Он глухо засопел, сражаясь с сопротивляющимся куском дерева. – Пытаюсь выгнуть его так, чтобы после склеивания вышел щит. А эта ерунда тверда, словно железо. Помоги…

Она подхватила, планки все еще были горячи и влажны, но совместно они преодолели упрямство дерева. Кор’бен стабилизировал всю конструкцию несколькими клиньями.

– Ага. Хорошо. – Он вытер со лба пот и улыбнулся девушке. – Местные называют это дерево железняком, потому что оно твердо, как сталь. И из-за этого – сопротивляется, как последняя пакость. Откуда ты знаешь анахо?

– Я росла в семье верданно. Жила с ними несколько лет, прежде чем меня принесло к Ласкольнику.

– У кого?

– А Анд’эверса Калевенха.

Он прищурился. Его руки затанцевали в ритме произносимых слов, а Кайлеан широко улыбнулась. Давно не видела такого красивого, торжественного и слегка напыщенного ав’анахо.

– У того, который благословенный Матерью Лошадей, повел нас/наши сердца за справедливостью и местью? У победителя трижды проклятого Йавенира? Ока Змеи, предводителя десяти тысяч боевых фургонов? Ты приемная дочь героя?

Ав’анахо состоял из слов и жестов, потому, стой кто за ее спиной, прочел бы лишь часть его обращения. Это был язык саг, песен о героях и эпосов. Именно этот язык толкнул молодежь верданно, а за ними и остальное племя в безумный поход на поиски отчизны.

Она ответила точно так же: