Каждая минута жизни

Крылова поднялась на веранду, села в плетеное кресло, откинулась на спинку и забарабанила пальцами по ручке. Карнаухов переминался с ноги на ногу. Раз все равно воскресенье испорчено, он успел бы переделать вон сколько дел. Нет же еще гостей… Но на Марию Борисовну его слова не действовали. Власти у нее, конечно, прямой над ним нет, приказать не может, но для Карнаухова Крылова непререкаемый авторитет. И когда она вот так смотрит на тебя глазами, полными доброй иронии, все аргументы кажутся лепетом. А Мария Борисовна переключилась на Дору, хотя прекрасно знает, что речь идет об обезьяне. Может быть, Николай Гаврилович расскажет, что это за Дора у него появилась? Кто она — блондинка, брюнетка. Поди джинсы носит фирменные? Только по-честному, а?

Карнаухову ничего не оставалось, как ухватиться за вопрос Крыловой, и он с серьезным видом вступил в игру:

— Потрясающе! В джинсах моя обезьянка Дора выглядела бы очень привлекательно. Остается только пошить. Марьяна Ивановна, не возьметесь?

— Еще чего! — не поняв юмора, вспыхнула Марьяна. — Сами шейте штаны своим макакам! — С обиженным видом она быстро спустилась с лестницы и исчезла в глубине аллеи.

— Марьянка! Я же пошутил! — Николай попытался остановить девушку, но она убежала. — Не пойму… Вроде бы ничего такого не сказал, а она обиделась…

— Это свойственно всем молодым девушкам, если они к кому-то… — Крылова весело посмотрела на Карнаухова.

— Неравнодушны, — подхватил с улыбкой Карнаухов. — Моя Дора тоже молодая девушка и тоже ко мне неравнодушна, но она себе такого никогда не позволяет.

— Николай Гаврилович, вы же серьезный человек, неужели вы не понимаете состояния девушки? — попробовала взять дружеский тон Мария Борисовна. — Девушка отличная. Умница, старательная, а какая будет хозяйка!.. Варит, стирает, убирает.

— Насколько я понимаю, Марьянка приходится Антону Ивановичу дальней родственницей и в домработницы к нему не нанималась.

— Вы же знаете Антонину. Если бы не Марьянка, они бы сидели на сухом пайке и рубленой колбасе. У Антонины только газета в голове.

— Боюсь, не только, — язвительным тоном бросил Карнаухов.

— А это уж не наше с вами дело, — строго отрезала Крылова. — И давайте, наконец, научимся не трогать то, что не подлежит всеобщему обозрению. — Она помолчала, лицо ее сделалось немного обиженным, даже печальным.

Карнаухов все еще не терял надежды вырваться в виварий.

— Господи, пропустил время кормления! Что мне скажет теперь моя Дора? Какой она устроит мне концерт! — Он глянул на часы и вздохнул так горестно, будто речь шла о его родной дочери.

Но Крылова не уступала.

— Ничего, покормят и без вас. Сейчас самое главное — достойно встретить гостей.

— Нигде не могут без меня обойтись, — вздохнул с деланным сожалением Карнаухов.

— Как же без вас? Вы же у нас будущий гений биологической науки!

— Вы тоже так считаете?

— Уверена! — воскликнула Крылова. — Абсолютно все молодые ученые до тридцати пяти лет считают себя гениями. Ну, а уж потом… становятся хорошими специалистами.

— Ясно, — покачал головой Карнаухов. — Жду еще два года. Мне только тридцать три.

— Век спасителя, — усмехнулась Крылова.

— И библейской мудрости, — Николай торжественно поднял указательный палец.

Пришлось послушаться Марию Борисовну. В конце концов действительно ничего с Дорой не случится. Бедное, милое создание, подопытная зверюшка. Он, Николай Карнаухов, привязался к Доре всей душой, но он лее, скорее всего, положит конец ее существованию, как это сделал уже не с одной ее подружкой. Если бы не все эти доры, вряд ли удалось бы ему изобрести свою сыворотку.

Вдруг он увидел светлое платье. Сразу узнал внучку Богуша, Антонину.

— Здравствуйте, — скромно поздоровалась она, придерживая рукой на боку фотоаппарат. — Гостей еще нет?

— Летят, — ответил Карнаухов. — Видишь, как приготовились? Коттедж вымыт дистиллированной водой, в графинах минеральная, а на деревьях — заморские попугаи.

Антонина была слегка встревожена и на шутку Николая не отреагировала. Спросила, не приходил ли еще Антон Иванович. Чуть свет побежал в клинику.

— Он около Светы, — сказала Мария Борисовна.

— Очень плохо спал ночью. Что-то он нервничает…

— Накануне великих свершений, уважаемая, все нервничают. Я вот тоже, хоть и выходной, а проснулся сегодня на двадцать две минуты раньше обычного, — пошутил Николай.

— Вам, Николай Гаврилович, — заметила с иронией Мария Борисовна, — не мешало бы каждый день просыпаться на двадцать две минуты раньше.

— Разрешите уточнить, Мария Борисовна, — Карнаухов напустил на себя строгий вид. — Я уже целую неделю абсолютно и категорически не опаздываю. — Он демонстративно посмотрел на часы. — Кстати, в этом отношении могу быть для кое-кого образцом.

Антонина с легким осуждением взглянула на Николая. Болтун, что поделаешь! Но главное в нем то, что он — друг Рубанчука, искренний и преданный ему, как никто другой. А это для Тони — святое дело.

— Дед сказал, что вы наконец решились. Это правда? — спросила она не совсем уверенно.

— Еще бы не решиться, — нахмурился Карнаухов.

— Что, совсем плохо с девочкой?

Карнаухов кивнул.