Каждая минута жизни

Рубанчук был смущен. Ему вовсе не хотелось извлекать пользу из положения врача-спасителя, не хотелось, чтобы разговор с хорошим человеком переходил в какой-то торг.

— Но я от чистого сердца, поверьте, — смутился и Заремба.

— Думаю, вы напрасно собираетесь утруждать себя. Вы же понимаете, что в конце концов корпус будет построен. Рано или поздно. Конечно, хорошо, если бы раньше.

— Ладно, — произнес Заремба, выходя в коридор. — Будем считать, что мне представился случай помочь не только Светочке, но и вашему институту в целом. Как пишут братья-газетчики: помочь  л ю д я м.

— Разве что  л ю д я м, дорогой Максим Петрович, — с облегчением сказал Рубанчук и крепко пожал ему руку.

6

С утра город томился от жары. Еще только девять часов, еще длинные тени лежат на улицах и проспектах, но асфальт уже изнемогает от надвигающегося зноя, снова готов плавиться под палящими лучами. Перед рассветом, вроде бы, прогрохотало несколько раз в далеких тучах у горизонта, там, видимо, шли ливневые дожди, земля оживала, радовалась. Но до города гроза не докатилась. Погромыхав ворчливо, она устало затихла, и утро опять приняло на себя всю ярость летнего солнца.

Во всяком случае именно таким, яростным, представлялось солнце Николаю Гавриловичу Карнаухову, человеку пылкого воображения и к тому же склонному к литературным метафорам. Опять не спал всю ночь, собственно, даже и не ложился. Читал, примостившись под лампой на балконе, стихи Элюара. Проникался нежностью мудрого француза. Изредка шуршали автобусы по набережной Русановского канала, далеко за Днепром, на холмах, в голубоватом свете прожекторов возносился к звездам монумент Матери-Родины. Посреди реки покачивался пароход, и полная круглая луна серебрила белые дома-скалы с сонными глазницами окон.

Рано утром его оторвал от высокой поэзии пронзительный телефонный звонок. Звонил Рубанчук. Изысканно извинившись, он, тоном, не терпящим возражений, попросил будущего доктора наук прибыть в институтский профилакторий для встречи зарубежных гостей. Сам директор уезжал в аэропорт. Раздались короткие гудки, и Карнаухов понял, что возражать уже некому. Надо ехать.

Старинный, тенистый парк над озером весь в тополином пухе. Здесь, в коттеджах, долечиваются после тяжелых операций. Нелегко дался этот профилакторий, пришлось хорошо повоевать в разных инстанциях, поломать копья в баталиях с городским начальством. И Николай Карнаухов, наверное, больше всех приложил к этому делу свои руки. Как председатель профкома выбивал он профилакторий по поручению своего друга и шефа Андрея Павловича Рубанчука, упрямо доказывал всем, что их хирургический институт, их храм здоровья стоит на пороге необычайного открытия, возможно, даже чуда… Но для этого необходимы соответствующие условия. Или, как принято говорить, комплексное решение проблемы.

Вот и центральный коттедж. Аккуратный, из красного кирпича. Окна, двери и веранда оформлены в украинском народном стиле. Щедрые виноградные лозы вьются по стене, тянутся к крыше. На веранде хозяйничала Марьяна.

— Наше вам с кисточкой, Марьяшенька, — картинно поклонился ей Карнаухов. — А что, разве гостей еще нет?

— Вы тоже их встречаете? — поинтересовалась Марьяна.

— Еще бы! Только об этом и мечтаю.

— А я тут глянец навожу.

— Смотри, не перестарайся, — пошутил Николай. — А то они, чего доброго, подумают, что в этом коттедже находится наша операционная. Чистота у тебя, прямо скажу, стерильная.

— Зато у вас в лаборатории чистота и не ночевала, — съязвила Марьяна. Хотелось хоть чем-нибудь уколоть заумного Карнаухова. — Вот погодите, нашлю я на вас нашего сторожа, так он вас вместе со всем мусором и битыми пробирками выкинет на свалку.

— Никогда не думал, что такой ангел, как ты, может заниматься злодейством. Лучше бы сама помогла мне выдраить лабораторию. У тети Глаши руки не доходят. — Николай с заискивающей шутливостью посмотрел на нее.

— Вот еще! — фыркнула девушка. — Сами соблюдайте чистоту.

— Жестока ты, матушка! Никакой у тебя отзывчивости! — укоризненно произнес Карнаухов и посмотрел на часы. — Однако что-то долго нет посланцев Запада. Наверное, не дождусь их… — Он закинул за спину свою сумку «адидас». — Получи ответственное указание, Марьяна Ивановна: я поручаю тебе встретить гостей с надлежащим дипломатическим респектом. А Марии Борисовне скажешь, что я буду в виварии, у мартышки Доры.

Ушел Карнаухов и сразу стало тихо и грустно. Марьяне даже расхотелось убирать. Она протерла влажной тряпкой перила веранды и села на ступеньки. Но тут из-за поворота аллеи показалась Мария Борисовна Крылова. За ней с унылым видом плелся Карнаухов.

— Ага, попался! — с легким злорадством сказала Марьяна.

— Сколько можно повторять, голубь, нельзя, — ровным голосом наставника говорила Крылова. — Встретим — тогда, пожалуйста, бегите, куда хотите.

— Я же в виварий, Мария Борисовна! Только посмотреть, как там Дора… — монотонно бубнил без всякой надежды на успех Николай.