Каждая веснушка

Родился в деревне Вечнозелёная. Как только Тимеру исполнился год, о чахотки умер его отец, а в возрасте четырёх умирает и мать, после чего ребёнок был отдан на воспитание бабушке и дедушке по материнской линии, у которых на воспитании были и без него шесть детей.

Во время болезней маленького Тимера насильно не лечили. По воспоминаниям Тимера, бабушка выгоняла его на мороз со словами: «Сдох бы, лишний рот. Сожрали бы, да хилый сильно». Не прижившись в семье, был отправлен к дяде по отцу — Равилю. Был крайне изнеможённом состоянии.

Дядя Равиль привил ему любовь к литературе и фольклору его народа, после чего Тимер решает связать свою жизнь с творчеством.

Первые очерки и стихи оставляет в новых возникших газетах в связи с революцией 1905 года, взяв себе прозвище, сократив своё имя до Тимер (в перев. — «Железо»). Пишет сатиры, осуждающие монархический устой, посвящает статьи на тему революции, участвует в демонстрациях.

В 1906 возвращается в деревню Вечнозелёная, где готовиться написать самую крупную в своей жизни прозаическую повесть, вобравшую в себя и народные волнения, и фольклор, который изучал на протяжении своей короткой жизни. Он так и не успеет закончить её, после чего за её завершение возьмётся близкий друг Тимера — Умеров Юлдаш. Повесть часто сменяла название, но последним вариантов, который оставил Тимер — «Скворечники открыли дверцы».

Во время ухудшения здоровья в 1909 году не откладывает своё путешествие по реке Трудная, которым сам называет: «Символичным и творческим поиском». Останавливается во многих деревнях, узнавая быт местных жителей, общаясь с ними и оставляя подарки для детей и взрослых. После эта поездка до города Сарай-Куарт станет популярным туристическим путём.

Вернувшись, Тимер написал ещё с десяток глав (три из которых сжёг), не забывая про стихи для газет. Утром 1910 года, за несколько дней до двадцати четырёх лет, Тимера находят мёртвого в постели с рукописью в руках. Последняя строчка, которую написал Тимер, и которую после выбили на его памятнике, гласила: «Чистосердечно смеюсь даже если в кандалах». Похоронен на Вечнозелёном кладбище по просьбе самого Тимера. Надгробье реконструировано после пожара.

Глава третья. Исторический центр

Время указывало обед. Солнце давно пыталось растормошить тело Роберта, что, растянувшись по всей площади матраса, пускал слюни в подушку, держа в ладони телефон. Телефон был подключен к зарядке, а значило это только одно — Роберт пролежал в общении с Ксюшей всю ночь, пока ему не повидались лучи за окном. И он бы продолжать общаться дальше, пока Ксюша не написала, что уже пора спать. Не сказать, что Роберт расстроился, но у него было ещё множество тем, которые было бы интересно обсудить с Ксюшей. Сообщения действительно текли плавно, как река, и иногда напоминали сумбур, где каждый цеплялся за слово другого, написанное им, с фразой: «А вот, что на счёт…» и так могли обсудить и личные вкусы в еде и отношение к детям.

— Нет, детей я есть не собираюсь. — сказала Ксюша, будто сидя в комнате с Робертом в свете настольной лампы.

— Ты это к чему вообще?

Роберт рассмеялся, не понимая поднятой темы. Это завлекло Роберта, отчего тот слез с подушки и сел на кровать, ближе к Ксюше.

— Ты спросил на счёт детей. Я не знаю даже, какие они на вкус. Мне просто нравится их детское питание, понимаешь?

— Да нет, я понял это. Грузинская кухня с морковным пюре — отличный вкус. Но я спросил, как ты относишься к детям в плане… сколько ты хочешь родить детей?

— Боже, ты про это, — прикрыла ладонью рот Ксюша, скрывая улыбку, — да не против, но… рожать? Нет, спасибо.

— Почему? Нет, я понимаю, что можно взять из детского дома или ЭКО, но почему именно ты не хочешь?

— Потому, что как ты сказал. Я лучше заплачу, чем проживать этот кошмар. Неужели эволюции нужно делать именно так, чтобы женщина страдала от родов? Ну, и вообще… все эти женские проблемы со здоровьем.

По Ксюше пробежали мурашки, отчего она отдёрнулась, отмахивая, как заразу, представленное в её голове. Роберт изобразил, что поймал её мысли, собрал в круглый комок и выбросил в мусорный бак, что стоял у двери, якобы попав в него и изобразил победный танец, чем смутил Ксюшу, но та только усмехнулась, удивляясь этому мальчишечьему жесту от восемнадцатилетнего парня.

— В общем, — продолжала Ксюша, — я скорее всего даже не смогу родить.

— Почему?

— Врачи сказали.

— Да мало, что они говорят? Я ведь тоже не сразу получился. И вышел через кесарево.

— Ого. Почему так?

— Родители долго не могли завести ребёнка, так что я поздний ребёнок.

Ксюша почесала ухо, пытаясь скрыть своё удивление.

— Понятно, почему ты единственный ребёнок. Но это ещё раз доказывает, что рожать — отвратительно.

Роберт на миг встал в ступор, будто сломанный робот, но через пару секунд снова расслабился, продолжая общение.

— Сорри, зарядка садится. Хорошо, но сколько детей?