Каждому своё

Мелкий холодный дождь немилосердно бил в лица заключённых-каналоармейцев: их силами равняли с землёй замок канувшего в лету князька. Область недавно вошла в состав советского государства, а потому пережитки царизма попадались с завидной регулярностью... На небольшой веранде дачного домика, укрывавшей от непогоды надзирателей и их верного помощника из числа самоохраны, уже сложно было дышать от табачного дыма. Сквозь рукотворные сизые облака прозвучал гнусавый прокуренный баритон:

— Анатолий, ты б сходил, проверил восьмой отряд. Кажись, скучать начинают. Вон, песню не поют, как будто и не рады труду на благо советской родины.

— Так точно, Григорий Афанасьевич, будет сделано.

— А на обратном пути вишни захвати, вон с того дерева.

Полноватый субъект с залысинами кивнул, закинул на плечо винтовку и бодрым маршем направился в сторону восьмого отряда. Встал перед ними на возвышенности, обложил шестиэтажным матом, пригрозив расстрелом тунеядцам, да поспешил обратно, дабы сильно не мокнуть. У вишни задержался, принялся старательно обдирать созревшие плоды для своего начальника: Григорий Афанасьевич НКВДшник бывалый, ему угождать каждый день надо, иначе обратно в ряды обычных зэков вернёт. А те «бывших», как называли тех, кто до ареста служил в следственных органах, и без этого не любили, за сотрудничество же с «вертухаями» и добровольное участие в самоохране могли и «на перо взять» по тёмному делу. Хочешь жить — умей вертеться...

В небе пролетел самолёт, тёмного цвета и с крестами. Анатолий даже отвлёкся от сбора ягод и проводил его взглядом: летательный аппарат сделал крюк над постройками деревушки и улетел восвояси. Мужчина закончил обдирать вишнёвое дерево и поспешил обратно. Офицер НКВД кивком поблагодарил и принялся с сослуживцами уплетать вишни, стреляя косточками «кто дальше». Анатолий не стерпел и обратился к начальству:

— Видели самолёт, Григорий Афанасьевич? Красивый. Кажись, не наш вовсе, кресты какие-то на борту. И летит ещё так низко-низко.

— Ага. Это, увалень ты этакий, немцы. Наши хорошие друзья. Товарищи Молотов и Риббентроп договорились, и теперь мы с ними всей Европе по щам надаём. Вон, белополякам уже показали, где раки зимуют. Скоро на Балканы пойдём. И будешь ты вот так вот материть да прикладом погонять уже не просто контру всякую, а врагов нашей прекрасной родины, кто затаился в империалистических странах. Ну, как тебе идея?

— Прекрасно, товарищ начукрепрайона! От таких перспектив, чёрт меня побери, аж дух захватывает. Слава товарищу Сталину!

НКВДшники заулыбались и чокнулись самогоном. Начукрепрайона посмотрел на своего помощника, подозвал его к столу и тоже налил. Ещё раз чокнулись и выпили, на этот раз за процветание трудового народа. Григорий Афанасьевич пристально посмотрел на Анатолия:

— А напомни-ка мне, Толя, ты за что сидишь?

— Статья сто девять, Григорий Афанасьевич. Злоупотребление служебным положением в корыстных целях. Спалился на присвоении имущества врагов народа — жена, лярва такая, свела с истинного пути, о чём деятельно раскаиваюсь и стараюсь любой ценой искупить свою вину перед трудовым советским народом.

— Ага. Десятка, значит. Это хорошо, на твой век врагов народа хватит, нам ещё белых недобитков по Европе этой травить и травить. А там, глядишь, и отсидишь своё да в строй вернут. Советская власть — она справедливая и милосердная, всё для народа. Сможешь снова верой и правдой товарищу Сталину. Ну, за советскую власть!

НКВДшники снова чокнулись и выпили. Один из них, крупный грузин, разомлел от выпитого и затянул национальную песню. Никто не понимал ни слова, но все подпевали. Вдруг со стороны злополучного восьмого отряда раздался выкрик: «Петухи!» Пение сразу смолкло, офицеры НКВД переглянулись. Начукрепрайона поднялся и пошёл в сторону зэков, сказав Анатолию следовать за ним. Когда надзиратель встал на возвышенность, охранник приказал отряду построиться и навёл на них винтовку, ожидая реакции начальства. Григорий Афанасьевич обвёл заключённых мутным от выпитого взглядом, неторопливо закурил папиросу и, прикрывая лицо рукой от секущего дождя, начал:

— И кто из вас, собак недорезанных, посмел тут рот открыть? Я спрашиваю, контра ссаная, кто осмелился мешать работать офицерам НКВД, элите советского государства и трудового народа? Что, все в расход захотели за бунт?

Повисла звенящая тишина, которую нарушал лишь мерный стук капель о дуло винтовки Анатолия да козырёк НКВДшника. Вдруг, показавшись неожиданно громким, над головами пронёсся самолёт с крестами, от которого отделились несколько предметов и стали со свистом приближаться. Прежде, чем кто бы то ни было успел среагировать, раздался мощный взрыв за спинами надзирателя и его помощника...

Начукрепрайона пришёл в себя от мощного тычка по почкам. Перевернулся на спину, протёр глаза и присмотрелся к окружавшим его четырём зэкам. Осознав ситуацию, Григорий дёрнулся рукой к кобуре — пальцы ушли в пустоту, заставив одного из заключённых осклабиться:

— Хана тебе, вертухай!

— Я сотрудник НКВД, начальник укрепрайона номер...