Каждому свое

Генрих не был согласен с фюрером, а потому поспешил распрощаться с доктором.

На улице заметно похолодало, и Виталий заботливо накинул на лошадей сильно потертые от времени попоны.

— Вас, господин майор, завезу в гостиницу и потом поставлю лошадей в тепло на ночь. Им отдохнуть пора, намотались за день. А завтра утром в девять подъеду к гостинице.

— А сам-то ты где ночевать будешь?

— Я? — удивился Виталий. — Да меня тут в каждом втором доме с нетерпением ждут.

Утром вновь подъехали к госпиталю.

Врач сообщил, что фон Клюге рано утром сделали две операции. Пока он под наркозом. «Летать вряд ли будет, а жить — сколько Господь отпустит», — заключил хирург.

— Кстати, перед операцией интересовался своим спасителем. Пришлось дать ваши координаты. Надеюсь, вы не против?

— Нет, что вы? Спасибо. И пожелайте ему скорейшего выздоровления.

* * *

До лесника добрались, когда уже начало смеркаться. Войдя в дом, Генрих почувствовал себя, словно в аквариуме. Тихо, скудное освещение и много тепла, исходившего от добротно натопленной печной стены. Стол, несколько стульев, кровать. Скромная обстановка пробуждает скромные желания. Как только Виталий покинул помещение, Генрих сбросил верхнюю одежду, сел за стол, прижался спиной к теплой стене и тут же погрузился в небытие.

Сон был без видений, и лишь в конце неожиданно появился Григоренко в теплой одежде и в добром настроении. К чему бы это? Видение редко совпадает с реальностью, но, похоже, это был тот самый случай. Еще реже мужчины после долгой разлуки садятся за стол и пьют не крепкий напиток, а крепкий чай из самовара. Встреча из эмоциональной быстро превратилась в деловую.

— Тем много, времени мало. — Григорий сдвинул на угол стола бутылку с чем-то крепким. — Начнем с твоих неотложных проблем.

— Что ж, можно и так. — Генрих ровно на секунду задумался. — При явке к немцам у меня, естественно, была изъята связь, которую мне перед выездом сюда немцы вернули, думаю, небескорыстно, скорее всего, могли в схему чего-то добавить.

— Не могли, а должны были! Станцией немедленно же займется Маркевич.

— Второе. Другую станцию и всякие «серьезные» медикаменты я закопал в заброшенном песчаном карьере, неподалеку от места высадки. Мое появление там связано с риском, но и оставлять надолго этот серьезный набор небезопасно.

Григорий едва приоткрыл дверь.

— Лейтенант Боярнов!

— Слушаю вас, Григорий Федорович! — достойно отрапортовал «кучер».

— Знакомься с майором сразу двух армий.

— Да мы уже сутки как мотаемся вдвоем между городом и лесом, — вмешался Генрих.

— Разве? Ах да, верно! — Григорий безнадежно махнул рукой. — Дело в том, что майор закопал в лесу станцию и еще кое-что. А вот появляться в том районе пока не может.

— Что ж, закопал — раскопаем, — весело заключил, улыбаясь, Боярнов.

— Не спеши, место находится всего километрах в двадцати от Пскова.

— То есть от штаба группы «Север», так я понимаю?

— Совершенно верно, — подтвердил Генрих.

— Да-а, — покачал головой Боярнов. — Будет совсем непросто ковырять землю под носом у немцев.

— Было б просто, мы с майором сами бы справились, а поскольку сложно, вынуждены просить тебя. Тем более что ты теперь — владелец универсального транспорта.

— Дорогой Григорий Федорович, напрасно вы иронизируете. Из литературы известно, что многие знаменитые японские разведчики считали профессию таксиста лучшим прикрытием в их работе.

— И были совершенно правы, — признался Григорий. Он на секунду задумался. — Завтра я отбываю, а вас с майором прошу сесть за стол и разработать план изъятия станции и материалов. И передай Маркевичу, чтобы немедленно занялся передатчиком майора.

— Будет сделано, — отчеканил Боярнов, уходя.

— Григорий, откуда этот парень? — поинтересовался Генрих.

— Сын недавно погибшего командира крупного партизанского отряда на Украине. Окончил нашу школу радистов. Умница и серьезный конспиратор, а главное, как ты правильно отметил, необыкновенного обаяния человек. Может постучать в любую дверь — и везде желанный гость.

— Обаяние — это хорошо, но не слишком ли он молод для серьезных дел?

— С каких это пор молодость у нас стала недостатком? А обаяние вовсе не мешает ему быть в деле очень жестким. — Григорий подумал и мрачно добавил: — Порой, даже слишком жестким. И к окружению, да и к себе тоже.

— Allzuvielistungesund, — говорят немцы, — все лишнее во вред!

— Немцы для меня не образец, но с этим я согласен.

Коротко постучавшись, вошел хозяин.

— Хотел спросить, всего ли хватает?

— Спасибо, всего вдоволь, — поблагодарил Григорий. — Скажи, Трофимыч, а немцы к тебе часто наведываются?

— Однажды только в лесу четверых патрульных встретил. Ходят по компасу — один круг, другой, а выбраться не могут. На нас тут иногда курская аномалия действует, и стрелка на компасе вертеться начинает. Я вывел их на путь правильный, так они мне фляжку с недопитым шнапсом подарили. Что удивляться? Ведь молодые совсем, мальчишки, можно сказать.

— Не Сусанин ты оказался, Трофимыч, — заключил с досадой Григорий.