Каждому своё 4

– Сбивать температуру нельзя, – голос Снегирёвой через гермошлем звучал глухо и отстраненно, словно врач давно уже поставил крест на смертельно больном пациенте. – Все, кому я сбивала температуру, умерли сразу же. Температура замедляет переход бактерии в терминальную стадию. Придется терпеть. Постарайся уснуть сам. Если не сможешь, я дам тебе снотворное.

Солдаты укрыли Антона одеялом и перевезли в стационар. Носилки завели в проход между рядами больничных коек, подогнали к стене и ушли. Овечкин с трудом повернул пылающую жаром голову, пытаясь осмотреться, и понял, что все кровати заняты мечущимися в горячечном бреду пациентами. Одеяла и постельное белье всех несчастных были испачканы кровью, у некоторых надсадно дышащих людей кровотечение из носа не прекращалось, и наложенные на лица набухшие повязки сочились кровью. Опухшие веки, воспаленные лица, мучительные гримасы и тяжелое, словно под прессом, дыхание – лежащие в стационаре люди ничем не походили на выздоравливающих. Антон с ужасом подумал, что посреди такой заразы выздороветь невозможно, но встать и уйти не рискнул. Здесь есть хотя бы какая-то медицинская помощь. За пределами медотсека не будет и этого. Чтобы не видеть царящих вокруг ужасов, он закрыл глаза и какое-то время лежал, нервно вздрагивая от доносящихся издалека глухих выстрелов.

Резкий приступ удушья разбудил его, заставив согнуться пополам. Овечкин свесил голову за край носилок, и его вырвало кровью. Несколько секунд из носа текли тонкие алые струйки, заливая пол под носилками, потом кровотечение прекратилось, и он почувствовал, как пылает охваченное жаром тело. Пока Антон восстанавливал дыхание, глаза привыкли к медленно плывущей картинке, и он замер, скованный ужасом. Стационар превратился в ужасающее своим видом кладбище. В густо залитых кровью постелях лежали мертвецы с обезображенными агонией окровавленными лицами. Ни охраны, ни практиканток не было, дверь распахнута настежь, снаружи не доносилось ни звука. Охваченный паникой Овечкин слез с носилок и, как мог, закутался в заляпанное кровью одеяло. Тело по-прежнему пылало, голову жарило, головокружение не проходило, но идти было можно, если придерживаться за что-нибудь.

Стараясь не смотреть на жуткие посмертные гримасы трупов, Антон от одной спинки кровати к другой добрался до стены и двинулся к выходу. В операционной картина оказалась еще ужасней: биорегенераторы распахнуты, обнаженные трупы лежали на ложах и прямо на полу, в лужах крови, усеянных почти черными кровавыми сгустками. В одном из мертвецов он узнал Яковлеву и понял, что ситуация катастрофически фатальна. Двери в кабинет Снегирёвой были распахнуты настежь, внутри никого, лишь заляпанные кровяными каплями пол и диван. Овечкин, едва живой от жара и ужаса, выбрался в забрызганный кровью диагностический кабинет и побрел к выходу. В приемном покое царил хаос, возле дальней стены в ряд были уложены несколько трупов в армейских скафандрах и экзокорсетах, живых людей не было. Зато в распахнутый выходной люк был виден коридор медицинского подуровня. Окровавленные мертвецы лежали в нем настолько густо, что не было видно пола, лишь кровавые брызги и отпечатки ладоней на стенах.

Не зная, что делать, Антон в страхе замер на месте. Неужели он единственный, кто еще не умер?! Позади послышался тихий звон каких-то склянок и шум включившейся центрифуги. Овечкин вздрогнул и спешно поковылял обратно. Звуки доносились из лаборатории, и он заглянул в приоткрытую дверь, кутаясь в одеяло.

– Инга? – Антон позвал Снегирёву, заторможенно возящуюся посреди медицинского оборудования, вокруг которого было расставлено множество пробирок с образцами крови и каких-то препаратов. – Что произошло… где все?

– Ты очнулся… – не то спросила, не то констатировала Снегирёва, медленно оборачиваясь к нему. – Все, кто еще жив, укрылись на третьем уровне. Там вода и биофермы… – Она болезненно сглотнула. – Но это вряд ли им поможет…

– Заражение проникло и туда? – Овечкин в страхе смотрел на набухшие воспаленные веки и потрескавшиеся губы Снегирёвой.

– Оно никуда не проникало… – Снегирёва так же медленно отвернулась к пробиркам. – Оно было везде и очень давно.

Блондинка продолжила возиться с образцами, и до замутненного жаром и головокружением Антона дошло, что она уже без скафандра, а ее белый медицинский халат забрызган кровью на груди так же, как забрызганы халаты на трупах лежащих в операционной практиканток. Она заражена и умирает! Спасения нет… Овечкин бессильно опустился на пол прямо в дверях и уставился перед собой невидящим взглядом, машинально кутаясь в одеяло. Это конец…

– Хрена ты расселся в дверях? – злобный рык заставил его вздрогнуть.

Возникшее перед плывущим взором здоровенное расплывчатое пятно оказалось облаченным в фотохромный комбинезон Порфирьевым. Капитан схватил его в охапку, втащил в лабораторию и швырнул в кресло, словно мусорный пакет. Реагировать на это у Антона не было сил. Все равно теперь уже все кончено. Какая разница…