Каждому своё 4

Во сне тело пылало, словно охваченное огнем, голову пекло нещадно, дыхания не хватало. Ощущение времени превратилось в одну непрекращающуюся лихорадку, и Антон надрывно сипел, лежа на разложенном кем-то кресле. Потом у него вновь началось кровотечение, и он отплевывался от заливающей носоглотку терпкой крови. Плывущее зрение с трудом уловило удручающую картину: Снегирёва полулежала на руках у сидящего на полу Порфирьева, и капитан пытался остановить хлещущую из ее носа кровь. Охваченное жаром сознание помутнело, голову резануло острой болью, и Овечкин с тяжелым хрипом потерял сознание.

Но боль преследовала его даже в бессознательном состоянии. Кости выламывало, мозг кипел, одновременно раскалываясь на части, тело перестало слушаться и содрогалось от редких, но сильных спазмов. Очередное кровотечение едва не заставило его захлебнуться в собственной крови, и умирающее сознание в отчаянной попытке выжить вернуло Овечкина в плещущую болью реальность. Он надрывно отплевался от крови, судорожно хватая ртом воздух, и увидел Порфирьева. Тот стоял на коленях возле Снегирёвой, лежащей на полу, на каком-то больничном тряпье. Воспаленное лицо блондинки мало отличалось от трупов в стационаре, и капитан вкалывал ей что-то подряд, вставляя ампулы в инъектор одну за другой. Антон понял, что Снегирёва сейчас умрет, и это последнее, что он видит в своей жизни, и охваченное паникой сознание вновь покинуло его. Безумное пекло вкупе с безумной болью охватили Овечкина, и спустя вечность жестоких страданий его душа наконец-то обрела вечный покой.

* * *

Прохладные капельки воды потекли на его губы, и жесточайшая жажда заставила Антона открыть глаза. Несколько секунд он смотрел перед собой непонимающим взглядом и глотал текущие капли, потом способность соображать вернулась к нему, и Овечкин увидел над своим лицом расплывчатую ручищу, сжимающую мокрую тряпицу. Водяные капли падали оттуда. Порфирьев убедился, что он пришел в себя и исчез.

– Он очнулся, – Антон услышал знакомый рык. – Жара нет. Ты оказалась права, переливание сработало.

– Правда… – голос Снегирёвой звучал устало. – Нужно взять у него кровь на анализ.

– Лежи! – строго одернул ее Варяг. – Я сам возьму! Куда ее потом деть?

– Туда… в микроскоп… – Овечкин повернул голову и увидел Снегирёву, лежащую на том же месте. Ее лицо было бледным, но никаких признаков заражения уже не несло. Блондинка слабым жестом указывала Порфирьеву на медицинскую технику: – Надо понять, что именно сработало… Ты точно не помнишь, что ты мне вкалывал?

– Я точно помню, – устало вздохнул Варяг. – Я вкалывал тебе все. После того как ты потеряла сознание и начала захлебываться кровью, я вколол тебе все, что было у тебя в центрифуге. Все шесть ампул. Подряд. Через пять минут ты успокоилась, минут через сорок пропал жар, еще через час ты очнулась. Все. Повторить в третий раз?

– Не надо, я поняла, – Снегирёва слабо улыбнулась. – Мне было очень плохо, перед глазами все плыло… не помню, что я делала… У меня закончились какие-то реактивы… не могу вспомнить, какие именно… Три или четыре препарата из центрифуги больше не из чего воспроизводить. Я надеялась, что ты запомнил пометки на ампулах.

– Не было на них никаких пометок, – Порфирьев покачал головой. – Только штрихи маркером, все одного цвета. Некогда было разбираться, чем они отличаются и отличаются ли вообще. Если тебе это поможет, то слева от центрифуги лежали несколько разрезанных капсул антирада.

– Это ничего не даст, – она утомленно закрыла глаза. – Я все препараты делала на основе антирада. Это показалось мне единственным выходом. Потому что бактерия не убила сразу только тех, кто принимал антирад либо много, либо относительно недавно. Все остальные умерли в первые же часы. Принимавшие антирад умирают дольше. Все очень сильно зависит от индивидуальных особенностей организма и мутаций, вызванных антирадом… от совокупности обоих этих факторов. Бактерия не смогла убить их сразу, но она продолжает мутировать в их крови. Без противоядия все неизбежно погибнут, кто-то раньше, кто-то позже… Но у тебя бактерии нет, я даже пыталась подсадить ее в образцы твоей крови, она там погибает. На этом и были основаны препараты. Но все они разные… – ее голос стал совсем сонным, – как определить, какой из них сработал…

– Спи, – Варяг коснулся губами ее вымазанной в крови щеки. – Потом определишь.

Снегирёва затихла, капитан поискал глазами оборудование для забора крови, взял его в руки и направился к Овечкину. Пока Порфирьев брал у него кровь на анализ, Антон почувствовал ужасную усталость и провалился в сон.