Каждые сто лет. Роман с дневником

Теперь он совсем переменился. Точно вырвавшийся на свободу мальчик, был весёлый, беззаботный, шаловливый. Высокий и стройный, в короткой тужурке, он представлялся мне другим, не гимназическим. Он не видел впечатления, произведённого им: я не тёрлась вокруг него, как все его обожающие, ничем не выдавала, как билось сердце. Да оно и не билось. Какая-то грусть томила меня. Желание чего-то, смутное, неопределённое желание.

Стоя у какого-то дерева, не сводила с Ивана Александровича глаз, сердце у меня замирало. Вот он бежит, вот он споткнулся и упал. В эту минуту я не сознавала ни где я, ни что со мною. Он так легко, так грациозно упал на одно колено, с таким весёлым смехом поднялся. Игра шла своим чередом. «А вот я кой-кого поймаю», – раздалось возле меня, и Иван Александрович легко ударил по плечу. Я очнулась, бросилась за ним, как ошалелая, обогнула дерево и как хлопну его по воротнику! Перепугалась сама! А он подбежал к Арендт. Она сидела на пне, грациозная и хорошенькая, как картинка, но с грустным, затуманенным личиком. Видно наступила реакция, о которой она мне говорила днём. «А вот я кой-кого поймаю». Она подняла на него грустные глаза и тихо сказала: «Я не играю, устала».

Потом мы возвращались домой. По дороге пробовали петь, но не выходило что-то. Очарование прошло, Иван Александрович казался мне даже противным. «Что в нём хорошего? – думалось мне. – Как я могла так обознаться?» Просто русский немец белокурый, физиономия – то, что называется fade[29], вид самоуверенный, «кверху ус закручен лихо» и тот самый учительский тон, преисполненный сознания своего превосходства и вашего ничтожества.

Но какая тоска у меня на душе! Это, кажется, всегда в мои годы у девочек бывает такая жажда любви. Господи! Когда она придёт, эта любовь? Ведь должна же когда-нибудь прийти? Неужели может человек прожить жизнь, не любив? Но кого любить?

Как в кино

Санкт-Петербург, октябрь 2017 г.

Уроженка Ирбита встретила Ксану как родную.

– Меня, кстати, Лариса зовут, – сообщила она, выложив на стол гору папок и подшивок.

«Надо хоть шоколадку ей купить», – подумала Ксана. Она решила начать с самой толстой подшивки, напоминавшей многослойный торт. В ней документы, касающиеся студентов Института инженеров путей сообщения императора Александра I, обучавшихся здесь вплоть до 1902 года. Ксану интересовал только один – Алексей Михайлович Лёвшин. Личные дела были подшиты по алфавиту. Вот же он, Лёля. Точнее, написанные его рукой слова: