Каждые сто лет. Роман с дневником

Она села на диван, и тот застонал человеческим голосом. Влада, не ожидавшая такого вероломства, тут же вскочила на ноги и глянула на диван с таким обиженным лицом, что я не выдержала и рассмеялась во весь голос. И Влада тоже стала смеяться вместе со мной – правда, она при этом ещё и плакала и, конечно, размазала по лицу косметику, но на такие мелочи в нашем доме всем давно наплевать.

Жизнь как жизнь

Свердловск, сентябрь 1924 г. – июль 1926 г.

15 сентября 1924 г.

Костя по-прежнему целые дни проводит в институте, но теперь меня это уже не удивляет. Так было – и так должно быть. Кроме того, мы далеко живём, нет никакой возможности ходить два раза, а своих дел Костя раньше 6 вечера кончить не может. Так уж и приходится считаться с ним. Костя – и председатель комиссии по охране научных и художественных ценностей в Екатеринбурге, и неутомимый исследователь уральских минералов. Изумруды, асбест, платина, колчедан, мышьяк, а более всего вольфрам – вот имена, звучащие в нашем доме не реже, чем Юля, Миша и Андрей! Другая важная тема – музей и лаборатория при музее, о которых Костя готов говорить бесконечно.

Раньше я всё надеялась, что он только временно занят, это организационная работа и так далее. Думала, что придёт время, когда всё устоится и он будет дома чаще. Да и сам Костя всё обещал: погоди, вот скоро будем больше вместе, стану проводить с тобою вечера, и я верила, а теперь убедилась, что этому верить нельзя, как и многому из того, что Костя говорит. Он искренне верит в свои намерения, но сам находится во власти своей натуры, и всегда будет то, что было прежде, – Костина работа сама по себе, работа, его поглощающая и существующая на первом плане, и будем мы сами по себе.

Я здесь на первом месте, потому что ещё нужна, потому что другой жены в силу лет и нелюдимости у Кости не будет, да и подруга ему требуется, и некоторый минимальный отдых – поцеловать ручку, рассказать новость. Нужна я ещё и как секретарша, пусть и плохая: всё-таки, если прижать, так напишет или переведёт.

Дети существуют больше как некоторые придатки ко мне. Есть жена, есть дети, есть семья… Значит, у человека жизнь полная! Но на самом деле, когда Костя приходит домой, все уже пообедали. Юля читает у себя в комнате, Андрюша тоже, Миша или играет, или его нет – на уроках. Костя обедает, читая газету, потом ложится или садится заниматься, после опять пьёт чай – в 11 или 12 часов. Если дети что-нибудь сделали не так, он почти не реагирует, замечает главным образом беспорядок на столе или в комнате. Бывает, спросит ещё что-нибудь Мишу, вот и всё.

Мои усилия создать весёлую дружную семью рассыпались. Сама я первая сдалась – у меня уж нет сил быть им товарищем и другом, а глупые жизненные условия постоянно сталкивают детей и порождают дурацкие конфликты, разрешать которые я не в силах.

В Петрограде мучила вечная нужда, и я вечно отсутствовала из дому за уроками – это был первый толчок. Тут, на Урале, вечное хозяйничанье, хождение за покупками, занятия, а главное, болезни, отсутствие сил…

Я не помню, чтобы хоть раз Костя поднимал вопрос о том, что надо детей учить; выходило так, что мать их может всему учить, и мать учила, пока была в силах. Но ведь здесь надо всё делать серьёзно, увлекаться, не отклоняться. А как учить, когда он же первый отрывает от занятий? Если нет прислуги, мне надо и то и другое сделать. Цику и Мишу ещё кое-как учила, потом уж сил не хватило, и я начала устраивать их в школе. Первая попытка была ужасна.

Теперь положение такое: Миша учится на 7-м курсе техникума, его считают способным и прочат в пианисты. А сам он упорно твердит, что музыкантом не будет. У него хорошие способности вообще, он мог бы стать инженером или даже учёным, как отец, но он неуч, ничего не знает. Время у Миши занято приготовлением уроков, гармонией, ансамблем, он идёт по пути профессионала-музыканта, с которого ему, может быть, трудно будет свернуть, а между тем его музыкальные способности, возможно, не так велики.

А Юля – та совсем невежда, и притом злостная, она не любит и не хочет учиться. У неё оказались большие способности к рисованию, и, к счастью для неё, она заинтересовалась, но у этой девчонки такая страсть ко всему внешнему, к блеску, к нарядам, что она в душе мечтает лишь о сцене. Наша уединённая сумрачная жизнь только подливает здесь масла в огонь. Но сцены я справедливо боюсь: затронутые лёгкие, слабые связки – что тут выйдет? Да и есть ли способности? А красивая мордочка только погубит Юлю среди этой толпы лёгких на чувства людей. Да и сама она, по-видимому, весьма влюбчивая особа. Андрюшу я отдала в школу-семилетку, в четвёртую группу первой ступени. Ему там делать нечего пока. Он и так шалун, а при наличии свободного времени становится невозможен.