– Пусть не думают, что я буду разгуливать по Саутмидской больнице с отвислой задницей. И там найдутся мужчины, желающие сфотографировать и выложить снимки в интернет. Джанет одно время встречалась с тамошним вахтером и такого понарассказывала…
Ну, Джанет, доберусь я до тебя!
Десять минут спустя мы уже в «Хаус оф Фрейзер», и мама цокает языком, глядя на ценники. Она в логове Вельзевула, но преисполнена особой радости, которая на нее нисходит, когда ей удается клубничный торт с меренгой – изделие с дьявольским характером.
– Нет, ты только посмотри – комплект для сна за сто двадцать фунтов! Что такое комплект для сна? Это просто пижама, только ткани поменьше, – фыркает мама.
У меня пищит телефон – я достаю его и смотрю на экран. Это Чад Чарльз, очередной малолетний выпендрежник, катапультировавшийся к славе на реалити-шоу и несколько лет назад запостивший глупость в Твиттере. Он подождет. Сейчас мамино время.
Она широко улыбается.
– А глянь-ка сюда…
Она достает длинную шелковую ночнушку бледно-розового цвета с нормальными рукавами – мама давно переживает из-за своих предплечий, хотя, на мой взгляд, с ними все в порядке.
– О, это сорочка достойна принцессы. Представляю, каково в ней просыпаться. – Тон ее голоса меняется: в нем слышится меньше мечтательности и больше стальной решимости. – Так, я ее примерю.
Она даже на ценник не взглянула.
– Давай. Думаю, это отличная идея.
Я ободряюще киваю. Она все еще пользуется шампунем, купленным оптом, когда я родился. Такие безумные траты – неизведанная территория.
– А ты вон там постой.
Она указывает на выход.
– Зачем?
Она что, боится, что я мельком увижу ее в ночнушке? Но, разумеется, я могу подождать, где сказано.
Я стою прямо у двери, когда телефон снова пищит. Ох уж мне эти знаменитости с потребностью в постоянной поддержке. Я уже написал текст извинения от лица Чада и дал совет потихоньку раскошеливаться на благотворительность, подключаться, делать добрые дела и не рассказывать об этом в соцсетях. Нужно делать добро, потому что можешь, черт возьми, и как-нибудь об этом станет известно. Это своекорыстно, но приходится работать в реалиях жизни и человеческой природы. И к тому же какие-то благотворительные организации получат кругленькие суммы.
Это не Чад.
Моя физиономия расплывается в улыбке от уха до уха. Отличная новость. Как она, должно быть, обрадовалась. Я мысленно представляю себе ее взволнованное лицо.
Я начинаю набирать «Могу приехать и помочь тебе с выступлением…», что, конечно, глупо – чем я могу помочь? – но иногда хорошо иметь компанию. И тут я мысленно возвращаюсь к сегодняшнему утру.
И удаляю сообщение.
Прошлой ночью мне приснилась Белл Уайльд – это был не подростковый сон, а такой, в котором ее было много, и она была моей девушкой. Мы с ней что-то искали, что именно, где и смысл всего этого я не помню. Что-то связанное с мишурой, цыплятами, капкейками, но ощущение было такое, что все хорошо, потому что мы были вместе.
Честно говоря, меня это напугало.
Мне все еще не по себе.
После Джессики я принял осознанное решение, что лучше буду в одиночестве, даже после того, как отгорюю и оправлюсь. Такая степень привязанности не к добру. Я хочу быть сам по себе и не хочу, чтобы кто-то страдал из-за меня так же сильно, как я страдал из-за нее. Так я уберегу себя и никого не подставлю.
Я очень виноват в ее гибели. Какая в ту ночь была погода – не моя вина, и не я был за рулем той машины, но меня не покидает чувство, что всего этого можно было избежать. Что я должен был помешать, что, поведи я себя иначе, этого бы не случилось. Той ночью и в предшествующие ей месяцы.
Меня воспитала мама. Биологический отец бросил нас, поэтому чувство ответственности сопровождает меня по жизни, с самого детства. Я горжусь этим, именно таким мужчиной я хочу быть. Но это палка о двух концах: я больше не хочу оказаться в ситуации, когда смогу повлиять на чужую жизнь настолько, что это приведет к такой боли. Той ночью Джесс пришла в ярость и решила от меня сбежать. Так что всем будет лучше, если я останусь один.