Каждый день декабря

– Да. Да, конечно! – Мое потрясение прошло, голос преисполнен энтузиазма. – Да, это невероятно!

Мне хочется дать «пятюню», но, боюсь, запах пота от моих подмышек сразит его наповал. Целых пять дней! Спасибо, платье, не зря я тебя купила!

* * *

Как прошло?

О. Боже. Мой.

О, боже мой, как – плохо или хорошо?

Хорошо. Очень-очень.

Здорово. Пересечемся и замутим что-нибудь рождественское?

Не могу. Кажется, я умерла.

Для мертвой ты неплохо пишешь.

Умру с минуты на минуту. Я опустошена. Но знаешь что, на следующей неделе меня пригласили выступить в остальных школах фонда.

Нет слов. Я ужасно рад. Ты заслужила. Я знал, что все будет блистательно.

Спасибо.

Это нужно отпраздновать.

Говорю тебе, не могу. Я практически мертвая, а еще есть две другие работы. Завтра мне снова в полшестого. Но если так хочешь меня увидеть, а ты хочешь, завтра я буду сидеть с Маршей. Если хочешь, заходи за нами к Луизе.

Договорились. Днем, да? Утром буду заниматься мамиными делами. И я такого тебе расскажу.

Днем отлично. Буду ждать. х

Класс. Покойся с миром. До завтра. Х

Вы в легких бальных туфлях,

А я придавлен тяжестью к земле[23].

Двенадцатое декабря

Рори

– А ей можно это есть?

Я сижу за обеденным столом в квартире Белл. Кругом елочки из пайеток, искусственный снег и такое количество блесток, что оленя Рудольфа, пожалуй, хватил бы удар. Музыкальным фоном звучат диснеевские рождественские песенки. Еще неделю назад я бы поклялся чем угодно, что никогда в жизни не стану проводить выходные подобным образом.

– Думаю, нет. Не ешь тесто, Марша.

Белл подмигивает, скатывает из теста крошечный шарик и отправляет себе в рот.

– Серьезно? Ну, ты даешь.

Марша отщипывает огромный кусок и лижет его, с ухмылкой глядя мне в глаза.

Белл прыскает от смеха, прикрывает ладонью рот и делает серьезную мину. Это очень мило. Я знаю, у меня плохо получается держать дистанцию. Я пытался, но вчера весь вечер раздумывал о том, как прошел ее первый мастер-класс в школе. Позвонить и спросить я не мог, это было бы неправильно, а затем, сам не пойму как, оказался здесь.

– Вообще-то он прав. Я обещала твоей маме, что впредь ты не будешь его есть, она переживает, что у тебя возникнет проблема с почками, а ты обещала мне, помнишь? Мы договорились. И с моей стороны нехорошо дразнить Рори. Никто не должен есть тесто.

– Да, я помню. Но оно вкусное.

– Нет, невкусное. А ты – бяка. Я обещаю больше не есть, и ты обещай. Уговор?

– Уговор.

Марша протягивает ладошку и жмет руку Белл. Та морщится и оседает на пол, де, ой-ой-ой как больно, а малышка ликует от сознания собственных силенок. Я не могу оставаться в стороне и хохочу вместе со всеми.

– Кроме того, – говорит Белл, поднимаясь с пола, – кому нужен на Рождество твой лизун? Особенно после прошлого года. Давай-ка ты определишь это, – она указывает пальцем на кусок соленого теста, – прямиком в мусорное ведро.

Марша пожимает плечами и, не сходя с места, отправляет «лизуна» в ведро, а потом принимается лепить очередную невразумительную фигуру, громко распевая про «Снеговика Фроста».

– Я знаю, что это плохо, но от этого она не умрет. По крайней мере, я на это надеюсь. Тесто я делала сама из кукурузной муки и соды. Насчет соли я все уяснила в прошлом году. Заметь, в детстве я уплетала соленое-пресоленое тесто за обе щеки. Воспитательница клала соли в два раза больше, чтобы я не ела, но это не помогало. По словам мамы, именно тогда она начала меня стесняться – из-за этого, а еще из-за моего упорного желания танцевать, задрав юбочку.

– Твоя мама знает, как повысить самооценку у ребенка.

– Да, в этом ей нет равных, хотя в ее оправдание стоит сказать, что вряд ли она это делает нарочно. Это своего рода цепная реакция – отец гнусно ведет себя с ней, она отправляет дальше. Луиза всегда говорит, что я выбираю тупиц, потому что боюсь длительных отношений и того, что превращусь в свою мать, поэтому я умышленно выбираю тех, с кем никогда не будет ничего серьезного.

– Интересно. Луиза – мудрая женщина. И что, ты с этим согласна?

Она смешно кривит рот и пожимает плечами. Я подозреваю, что да. Она поворачивается к Марше.

– Эй, наша песня – следующая. Ты доделала?