Каждый день самоубийство

– Через Ларису. Ту самую, которую вы недавно здесь видели... Парикмахерша. Они живут где-то рядом... Хотя нет, парикмахерская, где работает Лариса, находится рядом с домом, где живет Селиванова. Кажется, так. Когда Лариса обмолвилась, что знакома с девушкой из института иностранных языков, я попросила свести нас... Вот, пожалуй, и все.

– Вы давно видели Селиванову?

– Месяц тому назад, может, больше...

– Зачем вы звонили ей сегодня утром?

– Простите?

– Я спросил – зачем вы звонили Селивановой сегодня утром?

– А вы уверены в том, что я звонила ей сегодня утром? – Равская снисходительно улыбнулась, она готова была принять вызов, очевидно, уверенная в том, что уж с этой-то стороны ей ничего не грозит.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Вопрос? Какой?

– Я спросил у вас, зачем вы звонили Селивановой сегодня утром. Если вы не можете ответить сразу, подумайте, только не надо больше переспрашивать и тянуть время – это так скучно. Вы подумайте и тогда отвечайте на вопрос. А мы подождем. Если вы не хотите отвечать на этот вопрос, так и скажите – мол, на этот вопрос отвечать отказываюсь.

– Да нет, зачем же... Возможно, я звонила ей, но, честно говоря, не помню. Нет, сегодня утром я с ней не разговаривала. Знаете, как бывает... Садишься к телефону, болтаешь час-второй по десятку номеров – разве потом упомнишь, с кем говорила, с кем только хотела поговорить? Тем более если ничего существенного не сказано...

– Ночью тоже не было сказано ничего существенного? – спросил Демин, уверенный, что сейчас опять последует вопрос-уточнение. Равская все-таки отвечала грамотно, почти неуязвимо, но время после неожиданного вопроса ей требовалось.

– Простите, я не поняла?

– Подумайте. Мы подождем.

– Нет, я действительно не понимаю, о чем вы меня спрашиваете.

– Я согласен с тем, что утром можно поговорить по телефону с десятком знакомых и тут же забыть об этом. Но когда говоришь с человеком в час ночи...

– Ребята, боюсь, что вы зря теряете время. Сегодня ночью я была слегка подшофе. – Она улыбнулась, как бы прося прощения за столь непривычное словечко. – Только не спрашивайте у меня, ради бога, где я была, с кем, что пила и что было потом... Звонила ли я Селивановой? Нет, не могу припомнить такого события прошлой ночи.

Кувакин сочувственно посмотрел на Демина и, даже не сдержавшись, щелкнул языком – надо же, выскальзывает, и все тут. Квартира сорвалась, сумочкой тоже из колеи выбить не удалось, ночной звонок к Селивановой, похоже, не произвел никакого впечатления... Что там у Демина осталось?

– Уточним, – спокойно проговорил Демин. – Если я правильно понял, вы не отрицаете, но и не помните, так?

– Да... Да, приблизительно что-то такое можно сказать.

– Запиши, Коля, эту фразу поточнее.

– Как, он все еще пишет? – удивилась Равская.

– Да, а потом вам под всеми страничками придется поставить свою подпись.

– А если я с чем-то не согласна?

– Со своими же показаниями? Разве вы говорили неправду? Но тогда в конце протокола напишите, с чем именно не согласны и как следует понимать то или иное ваше заявление.

Демин сидел в углу диванчика, и во всей его позе было бесконечное терпение, готовность выслушать все и до конца.

– Простите, я говорила, что тороплюсь и... Если у вас больше нет вопросов...

– Очень сожалею, – виновато улыбнулся Демин. – У меня еще несколько вопросов, весьма незначительных... А завтра, к девяти ноль-ноль, вам, Ирина Андреевна, придется прийти в наше управление, – медленно проговорил он, прекрасно понимая, какое впечатление могут произвести эти безобидные слова. – Так вот, дежурный проведет вас в коридор, где расположен двенадцатый кабинет, где вы найдете следователя товарища Демина, то есть меня. И мы продолжим наши игры, как вы недавно выразились.

– Задержание этого маразматика, этого подонка Татулина с женским косметическим кошельком у вас считается настолько важным делом, что этим занимается целая бригада следователей? – Равская откинулась в кресле и откровенно расхохоталась. Посколько ему больше ничего не оставалось, Демин с интересом посмотрел Равской в рот и, убедившись, что две трети зубов у нее золотые, удовлетворенно прикрыл глаза. – Неужели у вас столь значительные успехи в борьбе с преступностью, что вы позволяете себе эту канитель с вызовами, допросами, очными ставками ради дела, которое и выеденного яйца не стоит? – Равская сквозь смех соболезнующе покачала головой.

– Отвечаю на ваш вопрос. Задержание гражданина Татулина для нас не очень важное дело. Говоря о важном деле, я имел в виду смерть Селивановой.

Равская не произнесла ни одного внятного слова. Только хриплый гортанный звук исторгся из ее раззолоченного хохочущего рта, и она судорожно прикрыла его ладонями с ярко-красными ногтями, которые так напоминали падающие капли крови.