Каждый день самоубийство

– Потому что я подписалась на «Известия», где эти данные публикуются, а он – на «Комсомолку», где эти данные не публикуются. Татулин обожает молодежные издания, как вы успели заметить. Вот и вся разгадка. Я написала ему все, что он просил, на первом попавшемся клочке бумаги. У вас, надеюсь, все?

– Да, пожалуй, все, – сказал Демин, поднимаясь. – Коля, дай, пожалуйста, Ирине Андреевне прочесть протокол.

Надев очки в тяжелой оправе, Равская откинулась в кресле и углубилась в чтение. Время от времени она с интересом взглядывала на Демина, на Кувакина, хмыкала, видимо, припоминая детали разговора, один раз вообще рассмеялась.

– У вас прекрасный стиль, – сказала она Кувакину, закончив читать. – Вы никогда не писали заметок в газету?

– Как же, писал, – охотно ответил Кувакин. – И сейчас иногда пописываю... Когда дело, которое я уже расследовал, рассмотрено судом и вынесен приговор... Иначе, Ирина Андреевна, нельзя – чтобы заметками не давить на судей, на народных заседателей... Понимаете?

– Вполне, – ответила Равская и жестом попросила у Демина ручку, не обращая внимания на ту, которую протягивал ей Кувакин. Этим она хотела поставить его, как говорится, на место. Ей не хотелось подписывать протокол той самой ручкой, которой этот протокол писался, а взять свою, с красной пастой, она тоже не решилась. Демин с любопытством ждал, что же будет дальше. Он смотрел на ручку, протянутую Кувакиным, Равская нетерпеливо смотрела на Демина, а Кувакин с улыбкой наблюдал за Равской. Наконец она не выдержала. – Ах, простите, – проговорила она, вспыхнув. Взяв у Кувакина дешевую, тридцатикопеечную ручку, она подписала протокол.

– А теперь прошу вас извинить за доставленное беспокойство. – Демин слегка поклонился. – Полагаю, мы еще встретимся.

– Позвольте, но вы ничего не сказали мне о Селивановой? Что же с ней произошло?

– Она погибла. Обстоятельства только выясняю. – Демин развел руками. – Когда буду все знать... Думаю, к тому времени вы тоже будете все знать. Откровенно говоря, у меня и сейчас такое чувство, будто вы знаете гораздо больше меня.

– О, вы мне льстите, – улыбнулась Равская. – Но ваши слова похожи на угрозу.

– Ничуть. Это было предупреждение. Но, в конце концов, все зависит от вашей роли в этом деле.

– Вы хотите сказать...

– Я хочу сказать, что вам виднее, была ли это угроза, предупреждение или невинные слова на прощание. Вам виднее. Всего доброго.

Развернув машину, водитель поджидал их, склонившись на руль и тихонько посапывая. Но едва они расселись на заднем сиденье, он поднял голову.

– Про бутерброд вы, конечно, забыли?

– Знаешь, Володя, забыли. Прости великодушно. Было дело, угостили нас бутербродами, небольшими, правда, но такова мода. Понимаешь, вроде неудобно предложить человеку полновесный ломоть хлеба, приличный кусок колбасы, сытный обед или ужин... Вроде ему больше и поесть негде... Мода. Так что мы не заметили даже, как и съели.

– Ладно. Я от вас ничего и не ждал... Куда ехать-то?

– Постоим, подождем. Отъезжай в конец переулка, под заснеженные деревья и гаси свои сигнальные огни. Посидим минут десять-пятнадцать. Больше, наверное, не придется.

– Думаешь, выскочит? – спросил Кувакин.

– Не усидит.

– Усидит. Ей сейчас, наверно, по десятку телефонов позвонить надо, сигнал опасности передать.

– Не будет звонить. Побоится. Она уже небось думает, что и телефон ее прослушивается, и на пленку все записывается... Человек грамотный, детективов начиталась – две полки детективов, представляешь? Ошалеть можно. Из автомата звонить ей покажется надежнее. А скорее всего лично по друзьям поедет. Натура активная, она не будет сидеть сложа руки. Судя по всему, ей есть кого предупредить, с кем столковаться... Опять же о Селивановой надо все выяснить... По-моему, серьезное дело намечается, а, Коля?

– Похоже на то... Слушай, а с газетой она выскользнула?

– Ничего подобного, – горделиво ответил Демин. – Окончательно влипла. Она писала на верхнем краю газеты, там больше свободного места, но именно там пишется дата выпуска. Собственно, самой даты нет, оборвана, но последняя цифра года есть, именно этого, текущего. А году-то всего второй месяц, понял? Смотри – оттепель, мокрый снег, вот-вот дождь пойдет... Другими словами, самое большее – полтора месяца назад написана эта записочка. А уж никак не полтора года назад, как пыталась уверить нас Равская.

– Валя, а тебе не кажется, что мы напрасно открыли перед ней свои карты?