Рядом со мной стояло небольшое, однако новое радио, или это магнитофон, до конца еще не разобрался, да и не интересно особо. То ли дело зрелище, что я наблюдал с высоты сидящего призрака. Очень быстро я смекнул, что человек, который орет на Уильяма – это его отец. Потому что тренер, периодически рукой чуть–чуть касается его, приговаривая– тихо Джошуа, не ори так сильно на сына!
– Да как же мне не кричать! Если мой собственный сын…полный ноль! – в порыве гнева сказал он. – Черт возьми… Да я…я… У меня слов нет…
– Это всего лишь биология, па… Я легко ее исправлю! – не умело пытается защищать себя Уильям.
– Да чихать я хотел на эту биологию… с этой женщиной я разберусь сам! Я про то…Дилан…в смысле, мистер Бессер не даст соврать, что ты прогуливаешь тренировки…причем не первый раз!
– Это правда… За этот месяц, максимум три из 10… А то и меньше… – сидит и высокомерным тоном говорит тренер.
– Я же говорил…не раз! И еще раз повторю! Мне. Не. Интересен. Футбол! – сказал со страхом Уильям, от которого у него садился голос.
– Вот о чем я хотел вам сказать… – продолжает комментировать тренер.
– Ч–т–о–о–о!!! Да как ты… Ты… – стал еще более грубым мистер Родс.
– Да… Я давно уже хожу в театральную студию и хочу стать актёром… – продолжает Глен.
– Ах ты…я сейчас тебе устрою драму!
– К твоему сведению, наш педагог говорить, что драматические роли у меня выходят лучше всего, плюс он сказал мне, что надо подучить вокал… Если я хочу играть в мюзиклах.
– В…мюзиклах!!!
Дальше их разговор трудно передать. Это было похоже на начало драки между отцом и сыном, во время которого первый не закрывая рот, кричал так, что мне самому стало страшновато. Затем Уилл попытался уйти из кабинета, но папа последовал за ним, догнал его и одним ударом по лицу заставил того упасть на пол.
Отец Уильяма не стал от этого мягче, схватил его за руку и сказал до боли знакомую фразу – запомни, в этом мире есть два вида людей, великие и сырье для великих…и ты сейчас, еще…всего лишь сырьё…
– Вот откуда эта фраза! Черт возьми! – вскрикнул я, затем сунул руку в магнитофон. – Ах…это у вас оказывается семейное…!
От создаваемого мною напряжения энергии, его закоротило, он заискрился и издал сильный грохот на весь кабинет. Все на мгновение остановили выяснение отношений. Но позже, словно маленький взрыв, это создало цепную реакцию. Тренер вскочил как ошпаренный и стал останавливать уже своего друга, мистера Родса, говоря ему, что–то перегибает уже. Знаю я нашего учителя по физкультуре, иногда он радостный, а иногда редкостный садист, за что он получил прозвище "немец", по аналогии с офицерами Гитлера. А тут он, правда испугался, даже такой холодный человек, как Дилан Бессер понимает что к чему. Они все стали загораживать мне вид, и я решил выйти из кабинета. К сожалению, пришлось пройти сквозь них всех и ощутить холод, боль и злобу. Хотя, лёгкий мандраж не позволил мне стоят слишком близко, да и желание уйти возрастало, и я отошел ближе к окну, где холл разворачивал дорогу к стороне столовой.
Еще около пятнадцати минут вся эта чехарда продолжалась, пока они не стали собираться по домам. Да и к слову, там скоро Фрэнк должен сдать дежурство, так что все. Но я долго не мог от такого зрелища отойти, и стоял как столб вкопанный.
– Он часто это делает…поднимает руку на своего сына…думает, раз у него детство было ужасным, то он может сделать своему сыну такое же… Не осознает и эту вещь… – очень знакомый голос услышал я за спиной.
Сначала я не поверил своим глазам, а до этого, своим чувствам. Ведь я чувствовал, что за мной кто–то наблюдает. Кто–то, кто пахнет очень знакомыми запахами каморки, моющего средства и старого американского парфюма, что в купе с запахом мыла дает образ доброго и интеллигентного человека, который за свою жизнь повидал очень и очень много всего. Вы не поверите, ведь это был не ангел смерти, и не Глен, это был Фрэнк.
– Не могу поверить своим глазам…Фрэнк! То есть…кхм…мистер Каннинген! Как…но как?! – не скрывая своего удивления, спрашиваю я.
– Все в порядке Дэвид… – мягко сказал мне уборщик, смотря мне в остатки души своими мудрыми и выразительными голубыми глазами. – Я все понимаю… Тебе, я думаю, многое кажется странным…
– Эх…знаете…после всего, что было за тридцать восемь долгих лет… я уже ничему не удивлюсь… А откуда вы меня знаете?
Мистер Каннинген приятно удивился, улыбнулся. Его слегка озадачил мой вопрос, но на грубый ответ я вряд ли бы нарвался, только не от него.
– А ты не узнаешь меня? – спрашивает Фрэнк.
Я, как и прежде показываю своей мимикой, то не понимаю, о чем идет речь.