Каждый последний вздох

– Я – это ты, – произнесло существо моим голосом.

– Нет. – Сердце заколотилось. – Ты не я.

– Ошибаешься. Я всегда был тобой. – На его губах появилась легкая улыбка, в которой обнажились не все зубы, а только с одной стороны, и все, о чем я подумала в этот миг, сводилось к вопросу – неужели так выглядят мои зубы, когда я улыбаюсь? Боже. – Мы – одно и то же, – добавило существо. – Мы ничем не отличаемся. Понятно?

Еще несколько месяцев назад подобное зрелище нанесло бы удар по моей самооценке. Вряд ли я очухалась бы после такого потрясения. Сознание того, что я могу быть частью столь жестокого зла, наверное, покалечило бы мою психику.

Но я уже была не та, что прежде.

– Это какой-то прикол. – Мой голос звучал ровно, когда я посмотрела на себя. – Как ты можешь походить на меня? У тебя же нет…

– Мы являемся частью друг друга, – ответило оно, оглядывая себя сверху вниз. С низким смешком существо пробежалось маленькими ручками по бокам, по животу, поднимаясь все выше.

Вау.

Видеть себя ощупывающей собственное тело… пожалуй, это не для слабонервных.

– Ты помогла создать меня. – Подняв руку, оно принялось накручивать на палец прядь волос. Вздернулась светлая бровь. – В нас течет одна кровь.

– Единственное, что у нас есть общего, и я знаю, что не это твое истинное обличье.

Его улыбка приобрела игривость, и существо передернуло плечиками.

– Как скажешь.

Я сделала глубокий вдох.

– Ты трус. Знаешь об этом? Ты даже не можешь показать мне, кто ты на самом деле.

– Я не трус. – Улыбка слетела с его лица.

Подражая его движениям, я пожала плечом.

– Неудивительно, что ты не можешь показать свое истинное лицо. Ты сам не знаешь, кто ты есть.

Его щеки вспыхнули, и бледные глаза исчезли в потоке черного. Лилин снова начал менять обличье. На этот раз мое зеркальное отражение растянулось, как Гамби[19]. Когда затрещали кости, светлые волосы ледяной блондинки укоротились до плеч, которые стали значительно шире. Лилин перестал дрожать, и то, что предстало передо мной, показалось очень знакомым и в то же время чужим.

В глубине души я знала, что это и есть настоящий Лилин.

Глаза блестели черными лужами, выделяясь на бледном лице. Скулы высокие, как у меня, но шире, и линия челюсти более мужественная, губы не такие полные. Лилин, мужчина в своем истинном обличье, был на голову выше меня и чуть плотнее, правда, гораздо стройнее, чем Рот или Зейн. Оно – он — завораживал до дрожи своей хрупкой маскулинной красотой, которая, казалось, вот-вот разрушится.

Он был похож на Лилит.

Он был похож на меня.

Если бы нас троих поставили рядом, ни у кого не осталось бы сомнений в том, что мы родственники. И только сейчас, глядя на него, я увидела со всей очевидностью: это существо… это создание действительно было частью меня. В нас текла одна кровь. Это был мой брат.

Ком снова подступил к горлу, и мне захотелось расплакаться. Как бы глупо и бессмысленно это ни выглядело, но я хотела плюхнуться на холодную заснеженную землю и дать волю слезам, потому что передо мной действительно стояла моя плоть и кровь – пусть и извращенная.

– Теперь ты счастлива? – спросил он глубоким голосом.

Я покачала головой, отчаянно моргая, пытаясь сдержать слезы. Перед глазами возникло лицо Рота, и каждой своей клеточкой я надеялась, что он простит меня за это.

– Нет. Нисколько.

Смятение промелькнуло в его взгляде, а потом выражение лица выровнялось, стало безразличным.

– Хватит с меня этой дури.

– С меня тоже.

Отведя руку назад, я достала кинжал из заднего кармана. Я двигалась так быстро, как могла, быстрее, чем когда-либо в жизни, и мой мозг оставался чистым холстом, без всяких набросков мыслей. Я ни о чем не думала, даже не заметила недоумения на его лице.

Но уже в следующее мгновение осознание пронзило меня, когда я шагнула вперед, вонзая кинжал в грудь Лилин, вкладывая в этот удар всю свою силу, до последней капли.

И все-таки я храбрая.

Шок отразился на его лице, и тотчас боль взорвалась в моей груди. Она была невыносимой, так что я выронила кинжал, отшатнувшись. Боль бушевала во мне, как огонь, сжирая внутренности и разливаясь в каждую конечность. Никогда еще я не испытывала такой муки – даже когда Стражи ранили меня в живот и я почти умирала. Все говорило о том, что это конец. Влажное тепло растекалось по моей груди. Сердце еще билось, а потом из самой моей глубины поднялось резкое щемящее ощущение.

Черные глаза широко распахнулись, когда его бледные руки схватились за рукоятку кинжала.

– Что… что ты наделала?

Я бы не ответила, даже если бы могла говорить.

Потому что все свершилось.

Рана в его груди вспыхнула, пульсируя голубоватым светом, который, казалось, шел изнутри и стремительно распространялся, как будто у него отслаивалась кожа. Свет рассыпался на мелкие искорки самых разных цветов – нежно-розовые, голубые, маслянисто-желтые, – и они взвились ввысь, словно маленькие воздушные шарики, исчезая в небе над нами.