Каждый сам за себя

Макс ещё долго не мог успокоиться, прийти в себя. Следовало признать: осознанно или нет, но Кира его переиграла. На раз смяла, пережевала и выплюнула, не забывая брезгливо поморщиться. А он вёлся, как сопливый юнец. Ничего не мог с собой поделать! Была какая-то неумолимая тяга… неутолимая жажда этого общения. И ведь зарекался связываться с бабами, которые выставляют чувства на пьедестал! А потом от этого же они и страдают, понимая, что их ценности не разделили.

Кира казалась вполне адекватной. В определённой степени, разумеется. Она осознанно сторонилась, не торопилась «заболеть» кем-то чуждым для её философии. И даже окунувшись с головой, умудрялась умело фильтровать желания. Вот только его действия в разговоре с Лазарем она восприняла как предательство, как личную обиду и тогда слетела с тормозов. Максу следовало быть более осмотрительным, а он небрежно отмахнулся от неё. Не стал вникать, отчего тон стал тише, отчего эмоции оказались едва уловимы. Он даже не утруждал себя уточнением: а правильно ли Кира всё поняла. Она только сказала, что нужно отъехать, а тот сам для себя решил, что флэшка уже в его кармане. Как заслуженный трофей, не более.

Да, в какой-то момент он всё понял и картинка сложилась. Интерес Лазаря, его упорство, его желание вернуть девчонку любой ценой. А ведь эта цена оказалась дороже принципов, что само по себе странно. Поражала его выдержка и терпение. И, надо же… всё оказалось так прозаично. Тогда, после ареста Дэна, девчонку искали. Андрей, искал, не кто-нибудь. Мысль, что Лазарь вздумал положиться на благодарность юной особы, пришла в голову не сразу. Всё же деньги не малые и свою роль могла сыграть жадность. Девчонку нашли. В больнице, с проломленным черепом. А к следующему визиту выяснилось, что она и себя-то не помнит, куда уж до таких мелочей, как флэшка. И дело замяли. Как выяснилось, напрасно.

А ещё странно, что, получив желаемое, Макс вдруг осознал, что былые обиды давно себя изжили, стухли, пошли прахом. Уязвив Лазаря, удовлетворение он, конечно, испытал, но не более. Не было ни должного триумфа, ни долгожданного спокойствия. Только противный отголосок, будто он упустил что-то куда более важное. Не отголосок даже – предчувствие. И вот оно исполнилось.

Признаться, поведение Киры он сперва принял за банальный каприз, за обиду. Да: неприятно. Да: использовал. И он даже вполне допускал, что придётся постараться, чтобы вернуть прежнее расположение. Вот только клином стало заявление, что Кира уходит. И не было в её словах игры или попытки манипулировать. Она приняла решение, а его просто поставила в известность. На место непониманию пришла банальная злость: кто она такая, чтобы разбрасываться его расположением?! Да и зачем идти на поводу у глупой девчонки, если можно сказать своё мужское слово и на этом поставить точку? Но что-то изменилось между ними. И нельзя было сказать, что изменения коснулись только его. Кира плакала, и это отзывалось в нём чем-то ноющим, болезненным. И это что-то не позволяло включить командный тон, приходилось подстраиваться. Как слабак, как подкаблучник! Он балансировал на грани между тем, чтобы уговорить и принудить. Между тем, чтобы умолять и заставить. Но в итоге удержать эту грань не удалось.

Последней каплей стало пренебрежение его подарками, им самим и Макс сорвался. То, что Кира психанёт, было вполне предсказуемо, но к тому моменту разговор достиг своего пика, и слышать голос разума было не в масть. Он нажал, а она взорвалась. И тогда в лицо полетели тряпки, которыми он посмел её попрекнуть. От напряжения в ушах звенело так, что, казалось, голова сейчас взорвётся. Макс хотел, чтобы Кира вернулась. Немедленно! Но она не слышала ни его предупреждений, ни обманчиво ласковых слов, ни откровенных угроз. Ушла. От него. Фактически в никуда. Она ушла и мир рухнул. Это ощущение длилось всего несколько мгновений, но и их хватило, чтобы осознать всю бессмысленность своего существования. И нелепые вопросы вроде «Почему?», «Зачем?», «Для кого?» полезли в голову. Не для кого! И незачем! Вся жизнь в пустоту, в пропасть. Вся жизнь прошла в бестолковой борьбе! А, может, и не в борьбе даже, а в возне. Сейчас-то понятно: или ты, или тебя, но ведь прежде этот вопрос не стоял. Макс сам выбрал дорожку. Кривую. И умудрился в ней заплутать.

Киру он догнал уже на дороге. Вот только приказать вернуться не посмел. Смотрел на неё и сердце сжималось от жалости. К ней, да и к себе… Казалось, он всё про неё понял, а сейчас вот осознавал, что так ни черта и не узнал. Не заметил, что вместо очередной безмозглой куклы пригрел рядом женщину. Слабую, ранимую, желанную. А теперь был вынужден отпустить. Скрипя зубами и до бессознательности забрасывая себя упрёками, закапывая амбиции, забивая на желания. Иначе сил бы не хватило.