Каждый сам за себя

Спорить никто не стал. Ушли или нет – утверждать он не брался, а вот на глаза не попадались точно. Перед входом в комнату Макс зачем-то на мгновение замер, словно прислушиваясь, но неприятная тишина только загнала глубже в ступор. Он провернул ручку, дверь легко поддалась. В комнате царила какая-то давящая полутьма. Солнце вот-вот садилось, краски размылись и казались невыразительно серыми. Кира, поджав колени к груди, сидела на узкой койке. Бледная, худая… Под глазами залегли тени, что плавно перетекали по впалым щекам к подбородку. Руки тонкие, хрупкие, плечи опущены, и будто высохшая маленькая грудь. Она напряглась при его появлении, но издать звука не смела. Только вращала кричаще-зелёными глазами. Они на измождённом лице казались просто огромными, неестественно живыми. Да… такими он их и запомнит. Сталь пистолета за поясом жгла, требовала действия, грома, крови! Макс медленно завёл руку за спину и продемонстрировал оружие. Кира встрепенулась.

– Ты убьёшь меня? – совершенно чужим голосом выдохнула она. Макс улыбнулся.

– Хочешь – ты убей меня. – предложил он, но Кира отчаянно закачала головой и смиренно опустила взгляд.

– Не хочу.

– Ты опять ничего не ешь? – зачем-то спросил он. Кира мелко задрожала.

– Не хочу! – повторила она упрямо и зло.

Макс запрокинул голову, чтобы вздохнуть.

– А чего ты хочешь?

– Жить! – гневно процедила она. – Я хочу жить! – вскрикнула, боясь, что в первый раз он мог не услышать.

– Ты расскажешь мне всё. – объявил Макс единственное условие, но Кира отрицательно покачала головой.

– Нечего рассказывать.

Он снял пистолет с предохранителя и решительно поджал губы.

– Тогда расскажи, как ты меня любишь. – прохрипел его сухой безжизненный голос и оружие с глухим металлическим стуком опустилось на полированный столик. Дуло пистолета упрямо смотрело прямо на Киру и она, будто под гипнозом, отвечала ему тем же. – Или не любишь? – усмехнулся Макс её зависимости от страха. Кира вскинула взгляд и вытянула жилистую шею.

– Люблю!

Макс множественно кивнул той самоотверженности, что звучала в её некогда сильном голосе, неторопливо стянул с плеч пиджак, потащил рубашку из-за пояса брюк. Он встал коленями на узкую койку и посмотрел на Киру свысока. То, что она демонстративно отвернулась, уже ничего не значило. Ему не хотелось воевать. Только не сейчас. Точно зверь, которого приручили, Макс подался к ней. Её запах наполнил лёгкие. Её взволнованное дыхание показалось изысканной музыкой. Он упрямо усмехнулся: не откажет. Ему – не откажет. И осторожно лизнул бледные губы кончиком языка. Стон родился без его воли, ведь её губы оказались на удивление мягкими, нежными, податливыми. Он лизнул их снова, проник языком глубже. Кира закрыла глаза, её веки подрагивали, дыхание стало поверхностным, сбивчивым. Но поцелую она не противилась, позволяла наглому языку проникать между плотно сомкнутых губ, ласкать их. Женское тело содрогнулось, когда горячие ладони обхватили лицо. Запоздалой болью отозвалось осознание: Макс был без перчатки.

Он напирал. Оказался жадным, голодным. Скучал по ней. Губы саднило. Искусанные в порыве страсти, они распухли и мучительно сладко ныли от малейшего касания. Его ладони настойчиво мяли затылок, сжимали волосы, оттягивая их. Макс словно играл сам с собой. Или с ней. Ведь Кира тоже тянулась. И раскрывала мутные от страсти и возбуждения глаза всякий раз, как ласки становилось нестерпимо мало.

А потом всё закончилось, прекратилось, оборвалось. Макс просто оттолкнул её и обтёр свои губы ладонью. Он душил её тяжёлым взглядом исподлобья, он травил показным безразличием и демонстративной холодностью. «Красиво поёшь, наслушался, хватит!» – отвернулся он, и Кира легла на кровати лицом к стене, подтянула колени к груди и закрыла уши ладонями. Не хотела слышать, как он поднимется и уйдёт. Боялась почувствовать, как будет передёрнут затвор пистолета. Время тянулось бесконечно долго, а ничего не происходило. Мозг устал и без воли, без её согласия начал отключаться.

Как её тело обмякло, Макс видел. Он постоял рядом ещё совсем немного, а потом забрал пистолет и ушёл. Вон из дома, вон из её жизни. Отпустит. Завтра же. Забудет. И чёрт с ней, с этой любовью.

На выходе его уже ждал Андрей. Он отобрал, буквально силой выкрутил пистолет у Макса из рук. Тот не сопротивлялся – просто не разжимались пальцы. Громов вытащил обойму, глянул на патроны и паршиво улыбнулся.

– Ну и дурак. – заключил он, а Макс на это лишь рассеянно кивнул.

Жёсткий офисный диван в очередной раз намял Лаврову бока, а он, будто намеренно возвращался сюда снова и снова, игнорируя квартиру в получасе езды от офиса. Приведя себя в порядок, получил положенную порцию кофе. Чёрный. Без сахара. Насладился видом из окна. По аллеям парка, дразня прохожих аппетитными формами, бегали юные спортсменки. Но на них у Макса не стояло. Да и сам вчерашний акт милосердия показался сущей глупостью, ошибкой. Прав Андрей: дурак он.

Раздался стук в дверь, вошла секретарь.

– Максим Алексеевич, к вам Цапов.