Каждый сам за себя

– Едем в больницу. – бодро скомандовал он, направляясь к выходу из дома. – Запись с камер мне на телефон. – рыкнул он в сторону охраны. – Кто… кто их повёз, это скорая? Мы встретили скорую при выезде на трассу, помнишь? – оживился он, внезапно остановившись. Андрей лениво кивнул.

– Да, думаю, это были они.

– Так, чего мы ждём?! – раздался мощный крик и все вокруг зашевелились. Андрею оставалось только поглаживать ноющее темечко. Примерно представляя, что значит «перестарались» от его пацанов, тот осознавал: одним только битым носом он сегодня точно не отделается. Стоять придётся насмерть.

За время пути Макс нервно крутил в руках телефон.

– Они уснули там, что ли? – снова и снова, ужасающе спокойно и даже посмеиваясь, интересовался он. Не знал, что запись с камер Андрей приказал отправить только на свою почту.

Он не подгонял, не просил ускориться. На друга старался не смотреть. Оба понимали: лишнее слово, неосторожный жест и от хладнокровия не останется и следа. И в самой больнице Макс держался стороной. Разговаривал спокойно, вопросы задавал только по делу. Информация о том, что Кира на операции, дала такое нужное сейчас время. Это была необходимая передышка. Озвучивать диагнозы никто не торопился.

Макс не питал иллюзий. Он всё понимал. Он уже был готов убивать. Удерживал страх снова ошибиться. Только потому он продолжал торчать под операционным блоком, ожидая вердикта врача.

Андрей не показывался на глаза и правильно делал. Временами на Макса накатывало и желание кому-нибудь вмазать становилось нестерпимым. Услужливые сёстры неоднократно пытались сплавить его в комнату отдыха, подальше, но уйти он не мог. Подыхал тут же. Затылок ломило, частенько темнело в глазах, и приступы удушья заставили стянуть неуместный сейчас галстук. А он продолжал слоняться по светлому коридору, то нервно постукивая кулаками по стене, то лениво пиная стоящую здесь же мебель.

То, что в коридоре уже не один, Макс понял по возросшему напряжению. Обернувшись, он увидел Громова и махнул тому рукой, позволяя приблизиться.

– И долго ты собираешься здесь торчать? – выдал друг. Макс удивлённо вскинул брови.

– А что, мне есть, куда торопиться?

– Телефон раскалился. Ты нужен в офисе. – доложил Андрей, но вовремя осознал, что это сейчас не котируется и зло взмахнул рукой. – А смысл?! Или ты считаешь, что твоё присутствие что-то изменит?

– Изменит. Я не буду чувствовать себя так паршиво. Как считаешь, достаточный повод?

– Четыре часа уже… – напомнил Андрей и макс озадаченно кивнул. – Ты с врачом разговаривал? Давай главного напрягу, пусть отрабатывает свой хлеб.

– Он уже был. – будто нехотя буркнул Лавров, глядя себе под ноги.

– И что сказал?

– Кроме прочего, сложный перелом руки. Прочее тебе, кстати, как… перечислить?

– Я видел запись. – мрачно пробормотал в сторону Андрей.

– Надо же… а почему я не видел?

Макс впился в друга взглядом, но в этот самый момент дверь операционной распахнулась, и санитары вытолкали высокую каталку. Андрей, заметив на ней Киру, глубоко вздохнул, Макс сопроводил долгим взглядом и поплёлся следом, словно забывая о своём вопросе. А после торчал в её палате, но Кира всё не просыпалась. «Считай, отделалась лёгким испугом» – пошутил травматолог, правда, глядя на правую кисть, над которой и трудился без малого четыре часа, скорбно поджал губы.

Макс смотрел на неё в свете тусклого ночника. Бледная кожа казалась практически прозрачной, бескровные губы безжизненными и сухими. По телу разлитые гематомы. Тёмные, страшные. Были сломаны рёбра, голову забинтовали наглухо. Внутри нарастала какая-то клокочущая боль, чувство абсолютной беспомощности не давало сорваться с места. Да и не хотелось. Наверно, какая-то часть его слегла здесь же, рядом с Кирой. И этой части было хорошо.

А ещё глубоко внутри таилось чувство страха. Макс боялся момента, когда Кира проснётся. Даже сейчас, под действием обезболивающих и успокоительных средств, она практически не затихала. Робкий стон срывался с губ вместе с дыханием и наполнял палату чем-то вязким, тяжёлым, гнетущим. Он коснулся её тонкой ладони. Несколько царапин, ссадина, сбитые костяшки. Пальцы были холодными на ощупь. Макс наклонился и, обхватив их обеими руками, жарко выдохнул, желая отогреть. Её стон стал более явным, болезненным, тягучим. Кира пыталась очнуться, а он мысленно умолял дать ей ещё немного времени, чтобы отдохнуть. Стоны стихли, Макс горько улыбнулся и прижался к её ладони щекой, легко коснулся губами. Кожа оказалась горькой на вкус и пахла медикаментами. В глазах застыли слёзы, в горле тугой ком. Кажется, он не плакал с самого детства. Считал это признаком слабости. Не позволил себе сделать этого и сейчас. Всего пара секунд передышки и наваждение схлынуло.