Каждый убивал [Журнальный вариант]

Первый обжигающий глоток, второй… И ничего, можно жить дальше. Как будто горючего в машину залили.

За столом не сидится. Продолжая заправляться, Глеб ходит туда-сюда. Из кухни в кабинет жены — бывший кабинет бывшей жены, который он так и не обжил, обратно на кухню, потом в спальню. Застывает у окна. Оттуда торчит, напоминает о себе махина напротив. Взбадривает.

Во-первых, надо обдумать, что делать с полученным роликом? Как его задействовать с профитом для себя? Нет, это позже. Это не горит. Сперва — просьба Анжелы.

“Позвони Катюхе…” Легко сказать… Ведь уже умолчал про свое знакомство с Анжелой. Что теперь о нем подумает Екатерина Лавринец? С этой дамочкой надо ухо востро держать… Ее последней видели у Светланы Бизяевой… Она что-то заметила?

А, позвонить ей из автомата… микрофон накрыть носовым платком — голос тогда не опознать… известить, что Анжелу встречать не надо, и дело с концом!

Черт, это же звонок на мобильник… По уличному телефону, кажется, не соединяют, так что надо с домашнего или со служебного… Следы все равно останутся. Никакого инкогнито не получится. И Анжелу придется предупреждать, чтоб она не проговорилась подруге о наших отношениях. Которые пока очень по-разному можно оценивать… С моей стороны — типа первая любовь… Первая и последняя… А с ее? Нормальный секс… Но это пока… Пока она меня еще совсем не знает…

Все-таки хорошо бы попросить Анжелу не распространяться обо мне… И как мотивировать? Ну, можно навесить лапшу на уши про тайну следствия…

Но женщины… Любая — абсолютно безнадежное хранилище секретов.

Может, они с Екатериной — все равно что сестры. Во всяком случае, судя по ЖЖ-дневникам обеих, — дружба у них довольно тесная. Нигде не проскользнуло следов ревности, даже обычного сестринского соревнования. Между ними редкая теперь приязнь и понимание. Вот, например, совсем недавно — для пиара или еще по какой причине — Анжела пободалась с бывшими своими коллегами. Дошло аж до информационного террора — с обеих сторон. Если честно, то и Анжела била ниже пояса.

Откопала одноклассницу зачинщика травли и процитировала ее ревнивые воспоминания. От травоядных — ябедничал учителям, списывал контрольные, по портфелям шарил, до криминальных — вешал кошек, связывал влюбленную в него дуру и дрочил на нее… Глеба и сейчас передергивает: вторая часть — как будто про него. Да кто вообще-то в детстве с кошками дела не имел… И с одноклассницами-ябедами не расправлялся…

Екатерина на удивление грамотно защитила подругу. Как самый лучший адвокат может разжалобить присяжных, живописав горчайшее детство своего подопечного, будь он хоть серийный убийца, так и она ни словом не обмолвилась о сути ссоры, а только скупо упомянула про самоотверженную работоспособность подруги, про ее равнодушную мать, про непримиримость к неправедным привилегиям…

“Словно про меня писала… — мелькнуло тогда у Глеба. — Мы похожи! Не зря я…”

Никаких секретов Екатерина не раскрыла — все это можно вычитать из дневника самой Анжелы… А в результате — нажала на правильные нервные окончания ЖЖ-сообщества. Закрыла тему. Умелая барышня, языкастая. Как она сказанула: “Тюнингом собственного тела занимаются женщины, которые ощущают себя товаром…” Хотя я не против корректировок… если, конечно, баба меру знает. Анжелины губы очень даже вкусные, пусть явно поддутые… И грудка на ощупь как настоящая…

“Точное московское время — тринадцать часов”, — вещает соседское радио. Его громкий голос всегда напоминает, что расслабляться нельзя: стены тут проницаемы. Пока никакой опасности — рядом живут глуховатые, подслеповатые старики, безропотно бредущие в сторону вечности. Абсолютно равнодушные к тому, что происходит вокруг. Вот когда их квартирой завладеют наследники, тогда посмотрим… Но пусть здешние Филемон и Бавкида живут подольше.

Пора выполнять просьбу Анжелы. Медлить — только усугублять ситуацию. Никакого плана нет… Ладно, работа покажет.

Глеб вызывает список принятых звонков и кликает третий номер с конца, тот, что был перед Анжелой и Витьком.

— Екатерина Лавринец, — сразу отвечает мягкий голос.

Два слова сложно модулированы. Интонация сперва ровная, а на последних двух слогах плавно взмывает вверх. Женственный эквивалент вопроса “что тебе надо?” И еще Глеб слышит шум, составленный из рева работающих двигателей, бибиканья, неясных мелодий… Тут же опознает ситуацию: машина стоит в пробке. Неплохо… Вовремя попал…

Он четко называет себя, свою должность и потом меняет официальный тон на дружеский:

— Вам лучше повернуть назад и подъехать в прокуратуру. Из-за вулкана все рейсы из Парижа отменены… — Дает время переварить информацию и добавляет: — И тот, который вы встречаете.

— Это точно?

— Точнее некуда. Я проверял.

— Бедная Анжела… Господи! Вот влипла… Как бы ей помочь?

В голосе столько сочувствия, искреннего, никакой показухи, что Глеб даже ревнует. Из-за него никто никогда так не сокрушался. Ни в детстве, ни потом…