Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил

Вы, вероятно, считаете, что моя мать никого не убивала. И у вас есть на то основания. В ответ я скажу, что обещал преподносить вам правду такой, какой знал ее в тот момент. Я также говорил вам, что не совершал намеренно грамматических ошибок. Вероятно, я мог бы привести такой аргумент: запертая машина в жаркий солнечный день стала концом для Джереми Каннингема. А моя мать виновна в окончании одной его жизни и появлении новой, в которой он видел сны, что задыхается. Где кончается Джереми и начинается Черный Язык, решать вам. По крайней мере, таково мое объяснение. Литературные достоинства такой аргументации мы можем обсудить позже. Напишите моему агенту по электронной почте.

А почему у меня и Энди есть отдельные главы? Не знаю, что сказать вам на это. Энди ударил Джереми. Я бы сказал, это был смертельный удар. Джереми получил ожоги, потерял много крови и, очевидно, умирал на снегу от полученных ран, когда я подошел к нему. А я? Адвокат советует мне быть здесь поосторожнее. Все, что я рассказал вам, – правда. Когда мой брат умер, я сидел рядом с ним. И вы можете сами делать выводы.

Кстати, Кэтрин Милло – анаграмма, составленная из слов «Я не убийца»[11]. Дариус – латинизированная форма имени персидского царя, а Персия – место, где появилась пытка с помощью пепла. Хотя я не менял это имя специально для книги, так называл себя сам Джереми. Жаль, что он не сделал своей мишенью группу профессоров истории, они сразу все разгадали бы.

Громко зазвонил телефон Джульетты, чердак откликнулся звонким эхом. Из люка, под которым я стоял, вылетел лающий смех. Лицо Джул появилось надо мной.

– Кэтрин планирует еще одно воссоединение, – сказала она; ее включили в семейный чат WhatsApp. Знаю, это важный шаг. – Собирает предложения.

– Где-нибудь в тепле.

Джульетта снова рассмеялась и скрылась на чердаке, опять чем-то там залязгав. Я обернулся к своему чемодану, вынул из него смятую, заплесневелую куртку. Она была еще влажная, когда я впопыхах запихнул ее внутрь, торопясь с отъездом. Запах был ужасающий. Я решил, что выброшу весь чемодан. В нем не было ничего нужного мне, и у меня не хватало духа перебрать лежавшие там вещи. На всякий случай я проверил карманы куртки и вытащил из одного сложенный листок бумаги. Карточка семейного лото.

Я посмотрел на внесенную Майклом правку: «Эрнест что-нибудь испортит исправит».

И я исправил. Несмотря ни на что, я все равно ощутил тепло, когда достал ручку и перечеркнул крестом этот квадратик. Для выигрыша маловато, но – черт возьми! – я испытал большое удовлетворение.

Тут я понял, что пренебрег собственным советом.

Я вынул из кармана новый телефон (заряд батареи: 4 %; стыдно, что здесь он был ниже, чем в горах во время снежной бури). Загрузил приложение «Увеличительное стекло»; конечно, оно не такое хорошее, как лупа, но решил, что его хватит.

Помнится, Майкл долго возился с этой карточкой, прежде чем сделал надпись. Или он потратил эти несколько мгновений (а рядом лежал футляр от контактных линз, которые он не носил!) на что-то другое. Маленькое, для чего моему отцу приходилось пользоваться иглой… но, может, кончик ручки тоже сгодится. «Не потеряй, – сказал Майкл и, прижимая к картонке большой палец, передал ее мне, будто промокал чернила. – Я тебе доверяю». Он написал несколько слов, но еще добавил точку. Я же говорил вам: в детективе подсказки заключены в каждом слове – черт! – да в каждом знаке препинания…

Сердце стучало в горле от ощущения, что я сделал открытие. Включив камеру на телефоне (батарея: 2 %), я навел ее на поставленную Майклом точку и запустил «Увеличительное стекло». Фотографии. Шестнадцать штук. Решеткой 4 ґ 4.

Фотограф стоял у края протянувшейся вперед подъездной дорожки и смотрел на роскошный особняк. Вид перекрывали грубые линии ограды. У дома, рядом со входом, обрамленным колоннами, стоял седан с открытым багажником. Все снимки были сделаны в одном месте, с одной и той же точки, но на каждом кадре – двое людей, лица которых скрыты. На пятом людей нет, но входная дверь – черная дыра – открыта. Фигуры появляются вновь на восьмом снимке, они что-то несут, похожее на спальный мешок, и держат его с двух сторон. На девятом кадре они на полпути к машине, и я вижу что-то вроде длинных локонов волос, болтающихся с одного края мешка. На десятом спальника уже нет, и багажник машины закрыт. На шестнадцатой фотографии положение машины изменилось. Одна из фигур сидит на крыльце и наблюдает за отъездом. Наконец лицо.

Наверное, это разочарование, что я не могу подвести вас к типичному катарсису, когда плохие парни получают по заслугам, но редактор говорит, нам пора сдавать книгу в печать, а дело еще в суде, так что у меня нет окончательных подробностей. Вам достаточно будет узнать, что я увеличил изображение как можно сильнее и увидел лицо Эдгара Маколи, сидевшего под фонарем на крыльце своего дома, и что, если его имя здесь не изменено, вы можете быть уверены: он отправился в тюрьму на очень долгий срок.

Майкл показал вам фотографии?