Кэтрин оказалась рядом с Джереми, а тот уже поставил одну ногу на подоконник. Он выбил из рамы самые острые куски стекла и готов был спрыгнуть. Кэтрин вцепилась в его плечо. Почувствовав это, Джереми развернулся и схватил ее рукой за горло. Она рыгнула, а он сильно тряхнул ее. Голова Кэтрин ударилась об угол каминной полки –
Военный клич Энди был таким громким, что перекрыл рев огня. Мой дядя, подхватив кочергу, несся на врага. Глаза Джереми расширились. Энди занес руку для удара – длинного, аркой, расслабив бедра, как по мячику для гольфа с крыши, чего ему так и не удалось сделать, – и отпустил ее. Кочерга врезалась в…
Мой дядя
…голову Джереми. С треском. Удар пришелся под ухо, вдоль щеки. Челюсть как будто отвалилась от лица, на котором изобразилось сильное удивление. Потом изо рта хлынула кровь. Он отпустил Кэтрин, и та свалилась в протянутые к ней руки Энди. Джереми сделал два шага (челюсть раскачивалась, как маятник) ко мне.
До меня он не дотянул. Вероятно, бедняга сильно удивился, когда под ним провалился пол, но челюсть у него уже не могла отпасть сильнее. Он грохнулся на охваченный огнем первый этаж.
Мы с Энди, подхватив под мышки Кэтрин, бросились из комнаты, пламя буквально обжигало нам пятки. Ноги тети Кэти безвольно стукались о ступеньки лестницы, пока мы волочили ее вниз. Эрин стояла у входа и торопила нас жестами. По холлу кружились в танце отдельные язычки пламени, которые еще не представляли собой препятствия, но краска на потолке уже пошла пузырями, огонь расползался по балкам. Люстра рухнула вниз с оглушительным грохотом, как только мы оказались у двери.
Спустившись со ступенек крыльца, я упал. Ползти по снегу без перчаток – все равно что бежать по раскаленному солнцем песку, он обжигает и щиплет кожу. Потом меня подняли, и я увидел рядом Эрин. Она тащила меня по снегу, пока мы вместе не повалились в снежную кашу. Устремив глаза, полные слез, на адское пламя, мы кашляли, ловили ртом воздух и изумлялись, что живы. Наконец я получил свой трескучий огонь из буклета.
Метель не унималась. Ветер хлестал по щекам, снег залеплял глаза, обжигал щеки, но мне это не мешало.
Глава 40
Прошло совсем немного времени, и крыша обвалилась. Стены быстро последовали за ней, рухнули внутрь и послали в темное небо дождь шипящих искр, которые, будь это другой отель и другой жанр, могли бы сойти за выпущенных на волю духов.
Джульетта повернулась к Гэвину:
– Думаю, я готова к продаже. Тем более что сама снесла тут все для тебя.
Кто-то из нас, у кого еще оставалась энергия, засмеялся. Все обнимали друг друга. Энди, несмотря на все мои ехидные замечания в его адрес, поддерживал Кэтрин так, словно, кроме нее, никого больше не существовало на свете. Марсело и Одри зажали между собой Софию. Джульетта дружески похлопывала Гэвина по плечу. Мы с Эрин не делали ничего такого, а просто сидели рядом. Я знал, что этот пожар не сработает как кресало и не зажжет в нас новый огонь, ну и ладно.
– Что это? – вдруг спросила Кэтрин, тыча пальцем в воздух.
По белому снегу двигалась какая-то темная тень, подсвеченная сзади догорающими бревнами. Она удалилась от огня метров на пятьдесят и рухнула в снег.
– Пойдемте отсюда, – сказал Энди.
– Он шевелится? – Не помню, кто это спросил.
– Если человек ранен, не важно, кто он и что сделал, – резонно заметила Джульетта. – Мы не можем его здесь оставить.
– Пойду проверю, что с ним, – вызвался я и сам себе удивился.
Раздался ропот, выражавший не вполне искреннее несогласие, но он не перекрыл ясно ощущавшегося всеобщего облегчения оттого, что им не нужно туда идти. Я поднялся на ноги и, шатаясь, поплелся к телу. Мне живо вспомнилась еще дна темная тень на белом поле, но я прервал эти мысли.
И вот я рядом с телом. Это был Джереми. Он лежал на спине, глаза закрыты. Волосы опалены, щеки в одних местах обожжены, в других испачканы пеплом. Грудь очень медленно поднималась и опускалась. Я присел рядом с ним. А что еще было делать?
– Кто здесь? – шепеляво произнес Джереми, сломанная челюсть дрогнула, почерневший от крови язык облизнул губы.
– Эрнест… твой брат.
Некоторое время стояла тишина.
– Тебе иногда снится, что ты задыхаешься? – спросил он.
– Бывает, – признался я.
Теперь ясно, откуда это взялось: пепел, удушье, пытка – вытесненная в подсознание психическая травма от сидения запертым в машине просачивалась наружу и давала о себе знать. Он не мог этого помнить, но тем не менее воспоминания пузырились в нем и захватывали его целиком.